Дело было так. В шесть часов вечера Александр Васильевич Черепушкин вышел из метро «Полежаевская», из нового выхода, это там, где они наконец достроили, хоть и строили много лет. То есть в сторону памятника Зорге, человека, гранит прошедшего, и издательства под названием «Эксмо».
По ступеням спускался вниз и одновременно навстречу Черепушкину человек. Что-то странное почудилось, померещилось сразу же Черепушкину в человеке этом. Что-то очень знакомое промелькнуло. Человек этот встречный, спускавшийся, видно тоже что-то такое почувствовал к Черепушкину, знакомства прежнего ощущение, и его при виде Александра Васильевича кольнуло.
Словом, Черепушкин, пройдя еще ступень, обернулся вниз, а им встреченный обернулся вверх.
Оба они в этот момент ощутили нечто сходное дежавю, но не это. То есть не то, что так уже было когда-нибудь, но в том смысле, что где-то в юности или в детстве, может, в школе знали они друг друга.
Много людей, товарищи, через жизнь проходят в случайных попутчиках, ангелах-охранителях и чертях восклицательным, препинательным, вопросительным знаком и многоточием. Эта встреча на выходе из «Полежаевской» однозначно была многоточием вопросительным, мысль одна была у обоих, судьбою столкнутых: «?» Этот знак был в лица их вписанный, когда они на ступенях застыли, толкаемые, мешающие проходу, в попытке мучительной вспомнить: откуда знают друг друга? Как друг друга зовут?
Но не вспомнили, однако же разойтись, когда на лицах обоих написано узнавание, неудобно.
Первым сделал шаг нерешительно встречный вниз по лестнице Черепушкин. Так, вернее сказать, показалось ему, что первый сделал он шаг, но со стороны показалось бы, что Черепушкин и встречный этот шаг произвели на лестнице одновременно. В направлении друг друга.
Оба равно подтянули две левых ноги, очутившись на одной плоскости – и спускательной, и поднимательной одновременно, и заметим, к слову, странное свойство лестницы «Полежаевской» вести равно человечество вверх и вниз.
И один хлопал правой перчаткой другого в спину пальто, и другой тоже хлопал правой.
«Вот так встреча! Сто лет, сто зим!» – одновременно произнесли знакомые незнакомые. «Как дела? Как жизнь?» – произнесли они далее и тоже одновременно вдруг поняли, что не успевают слышать друг от друга ответ, ибо всё произносят и делают одновременно.
Эти двое вскоре заметили, что довольно сильно осложняют своим присутствием движение остальным. Пинаемы и толкаемы, проклинаемы, предложили друг другу подняться, зайти в кафешку, выпить за встречу. Ибо хоть и спешили прежде оба они по этой лестнице вверх и вниз, оказалось, что спешить им, собственно, нечего, не к кому. Так сказать, не ждет дома с батоном хлеба белого ни того, ни другого жена. Кивнув одновременно вверх по правому борту лестницы, как солдаты строем одним пошли, поднимая одновременно одинаково ноги.
Сели, выпили, закусили…
Говорили по-прежнему одновременно, потому диалог их вряд ли можно диалогом назвать, ибо это был скорей монолог, но зато вопрос и ответ тут же хором.
И уже под третью рюмочку откровенно решились сознаться, что никак не вспомнят, как друг друга зовут. Попросили согласными голосами прощения за неловкость, оказалось, что оба не сердятся, и представились одновременно: «Саня я, Александр Васильевич Черепушкин!»
Тут, конечно, меж них заминка настала, из тех, как бывает с кошкой у миски, когда ее отвлекут. Эта мысль, что знают они друг друга уже давно, то ли с юности, то ли со школы, вдруг обрела очень странное, можно даже сказать фантастическое значение.
Да и всякому ясно, что разве бывает такое, чтобы встретить себя самого? И чтоб в паспорте было то же. Чтобы выдало государство наше разом два одинаковых удостоверения личности, удостоверяя одну!
Не бывает, но вот случилось же, и на самых с вами наших глазах…