Жёлтая виолончель

– Да, – отвечает Вера, поменяв позу на раскладушке. – На последнем курсе уже. Но закончить не смогла. Не потому, что тупая была. Нет. Училась я хорошо, хотя это и непросто было тогда. Просто сессию стало всё труднее сдать без взяток. Один преподаватель упёрся, открыто деньги требовал. Жаловаться я пробовала, но они там все повязаны были. Мне стало противно, и я ушла. Сразу после смерти мамы как раз. А потом Антон мой злым стал. Его стали за пьянку с работы гнать, что-то он там накосячил. Он на мне сорвался. Я понимаю, что это не он по сути был, а водка, но мне-то какая разница? Короче говоря, собрала я все деньги, какие были, продала мамины серёжки ещё. Она их не носила, но всё время прятала. И решила ехать в Москву. Про заграницу не думала тогда, нереальным казалось. А что ещё, кроме Москвы? На билет у меня денег не хватало. Стала проситься к дальнобойщикам. У нас в городе была пара мест, где они тусовались, когда останавливались. Многие меня послали в грубой форме, кто-то дикую цену заломил. Но одна парочка сжалилась. Поехала с ними. Денег половину отдала. Думала, приставать будут, уже готова была на всё, лишь бы до Москвы добраться. Но, в общем, не приставали. Старший из них, Саныч, всё говорил, что я ему как дочка. Пока ехали, всё отговаривал меня перебираться в Москву. Говорил, там самый рассадник всего того, что по стране творится. Говорил, что не смогу я тут устроиться, что или помру, или проституткой стану. В принципе, правильно говорил, но в очередную порцию его нравоучений я не выдержала. Психанула, выпрыгнула на ходу и в лес. Спряталась, плакала чего-то. Сама не понимаю, что нашло. Слышала, искали они меня, звали. Не нашли. Уехали. До Москвы уже недалеко оставалось, километров двести. До станции добралась пешком, там электричками зайцем. Приехала на вокзал, а дальше и не знала, что делать.

Топталась там долго. Первые секунды была эйфория – как же, добралась до Москвы. Столица нашей Родины, не хухры-мухры. А потом страшно стало. И вокзал-то вонючий, и люди подозрительные ходят. Собралась, вижу, группа людей нерусских, что-то обсуждают, чего-то ждут. Решила у них спросить, нет ли где тут дешёвого жилья и работы. Они отнеслись с недоверием. Похоже, решили сначала, что проститутка. Потом разговорилась с одним. Оказалось, таджик. Кохир его звали. Он мне очень сильно тогда мою эйфорию подпортил. Говорит, работы совсем не стало. Людей много, работы нет. Они и тусуются-то там в надежде, что кто-то на вокзале будет бригады строителей себе набирать. Раньше такое было часто, а теперь всё реже. И менты гоняют. Ловят да отправляют домой. Говорит, могу тебя к себе в общагу отвезти, попытаться спрятать. Там завод какой-то брошенный, я не очень поняла, и они на территории завода в общаге живут. Но он не советовал к нему идти. Всё говорил про какого-то криворукого, который у меня паспорт отберёт и проституткой сделает. Спросил, есть ли у меня деньги. Когда узнал, что есть немного, посоветовал какую-то халупу, где койку на ночь сдают. Говорит, там безопаснее. Проводил даже.

Я слушаю Веру. Мне вдруг начинает казаться, что эта история не вполне реальна. Не могло такого быть. Я не мог сформулировать конкретных возражений, но я в неё не верил. Может, всему виной была синяя пелена, застилавшая мне глаза. И сама Вера тоже принадлежала к этой пелене, являясь её частью.

– Короче говоря, – продолжала она, – поселилась я в общаге. Но сравнить её даже с той, в которой я у себя в городе жила, было невозможно. Койки стоят по 5 штук в маленькой комнатке, только разойтись кое-как. Тараканы, крысы, грязь, везде мочой пахнет, тряпками какими-то. Но, когда цену узнала, чуть успокоилась. Даже тех маленьких денег, что у меня оставались, на пару недель хватало. Решила, что как-нибудь потерплю. Люди там жили неприятные в основном. Часть какие-то полубомжи пьяные, часть гастарбайтеры из тех, что с паспортами. Многие ко мне приставать пытались, но к этому я у себя в городе привыкла, отшивала. Очень боялась за вещи. Особенно за деньги и телефон. Всегда при себе держала. Но самое смешное, что за то время, пока там жила, всё, что украли – двое трусов. Может, извращенец какой, не знаю. Был там, в общаге, и душ. Правда, грязный очень, ржавый, вода еле течёт. И дверь дырявая и не закрывается. Но мне после долгой дороги, когда всё чесалось, наплевать было. Отстояла очередь, помылась. Смешно теперь вспоминать – деньги и телефон в пакете, дверь рукой держу, мылюсь чего-то.