Жёлтый фонарь, или Ведьмы играют честно!

— Смотри, вон та маленькая чашка с отбитой ручкой давным-давно принадлежала Первому магу Радису. Когда в великой войне наступил переломный момент, и раса людей оказалась под угрозой полного уничтожения, он появился на одной из попоек не-людей и выплеснул Лану в лицо напиток именно их этой посудины. С тех пор и началось их сотрудничество, а позже — дружба. Любой клуссец душу за нее продаст, лишь бы доказать Радису свое почтение.

— Скажи лучше, попытаться повторить его подвиг! — хмыкнула я. — С каких это пор в Гартоне принято интересоваться историей? Оглядываться в прошлое, так сказать? Вы же только вперед и вперед, без отвлекающих мыслей и… это…

Под пристальным взглядом синих глаз я чуть ли не впервые в жизни смутилась и скомкала конец тирады. В самом деле, почему мне все время приходят на ум избитые фразы из баек о гартонцах? Так ведь и веллийцы не идеальны. Если в Гартоне кичатся силой и воинскими умениями, то в Велли — трудолюбием и порядочностью, а в Клуссе — умом и магией. Естественно, таково общественное мнение… Отношения между Клуссом и Гартоном прохладные, но ни одно из государств не лезет на рожон: сила и умение против умения и силы — кто может сказать, на чьей стороне окажется удача?

А с Веллийской империей до недавних пор вообще не считались. Наш император только после смерти дочери и рождения наследника мужского пола взялся за страну. Казнил малочисленную братию, облизывавшуюся на трон, «за измену», осадил крупных землевладельцев, вообразивших себя единственной властью на вверенных территориях, и напомнил — вся «…Велли — собственность короны…». «Почистил» тюрьмы, отправив половину заключенных в рудники «…оплачивать свое пребывание на казенных харчах…», а вторую — в мир Реха, «…замаливать грехи…». Объявил строевую подготовку обязательной для знати «…во избежание насмешек над армией, которой некому командовать». Кстати, это все официальные формулировки.

— Лишь ясный взор откроет небо, — задумчиво пробормотал Гент.

Я едва не взорвалась от возмущения. Он, выходит, на птицу смотрел, а меня совесть за обиженный Гартон и конкретного его представителя грызла! Это ж надо такое вообразить! Что за судьба ведьмы — постоянно думать о других? Злой — как нагадить, доброй — как помочь… Зачем мы вообще существуем? Люди ведь и пакости сами умеют делать, и за помощь благодарности от них не дождешься.

— Да ткни ей в глаз, пусть не зырит! — решительно со мной происходило что-то странное.

Я ведь спокойная, уравновешенная, могу держать свои чувства под контролем… могу выбить зуб и послать дальше Крайних гор, но это так, в особых случаях. А птица действительно буравила нас взглядом, словно желая вонзить когти в непрошеных гостей. Не стоит повторять, что выглядела она как живая.

Гартонец послушно (а, может, ему самому не терпелось поэкспериментировать, и лишь присутствие дамы сдерживало горячего… проклятье, снова байки в голову лезут!) нажал на желтый ограненный камень, служивший птице глазом, затем — на второй. И ничего не произошло. Мы тщательно осмотрели гобелен, стену за ним, пол и потолок. Ничего… Оставалось поверить в то, что фраза о ясном взоре и небе была всего лишь цитатой.

— А там что за рычажок? — Я заметила в углу под потолком воткнутую вилку и сразу же потянулась за ней.

— Не трогай! — Гент оттолкнул меня, только было поздно.

Изъеденный ржавчиной металл охотно остался в моей руке. Сзади что-то заскрежетало. Мы обернулись, чтобы увидеть, как каменная плита, служившая в подвале подъемником, заняла свое место в потолке.

— Я, конечно, не прочь остаться с тобой наедине, Рена, но это уже явный перебор, — вздохнул гартонец.

Глава 22. Слишком много вопросов…

Навагрем

Прекрасная рыжеволосая нимфа тянула ко мне тонкие руки, и ее примеру следовали прочие обитательницы бывшего храма, для которых земля и небо поменялись местами. К счастью, большинство картин остались висеть на стенах, несмотря на то, что дом, похоже, перевернулся. А вот статуи утратили свое очарование вместе с некоторыми частями белоснежных тел.

Я лежал на куче битого стекла, камня и гипса, из которой торчали безжизненные руки и ноги. Нет, не статуй — послушников. Невероятно быстрые и сильные, они не обладали присущей не-людям живучестью.

Без сознания я пробыл довольно-таки долго — тела успели остыть, и запах крови вызывал скорее отвращение, нежели жажду.

Сползти на бывший потолок, теперь служивший полом, не касаясь трупов, было трудно, но мне удалось справиться с задачей. Подумаешь! Если бы голова не раскалывалась, все вышло бы намного быстрее.