Пасадейра словно почувствовала её мысли. Улыбнулась ещё шире (нижняя челюсть, казалось, вот-вот отвалится), высунула язык, наклонилась и лизнула лицо Ошун. Язык был ледяным – и шершавым, как напильник. Ошун застонала от бессилия, судорожным движением попыталась сбросить пасадейру. Разумеется, ничего не вышло: тварь только захихикала и стиснула её острыми коленями, усаживаясь поудобнее. Из последних сил, едва ворочая окаменевшим языком, Ошун позвала:
– Ларойе… Эшу… Элегба! – и тут же со страшным облегчением почувствовала: помогло. Пасадейра в панике скатилась с кровати, зашуршала, спотыкаясь, к стене, с крысиным визгом всосалась в щель под дверью – и исчезла.
– Что случилось, детка? Слишком много кофе на ночь? – Эшу стоял на подоконнике, отодвигая локтем занавеску. – Откуда взялась эта мерзость?
Ошун, не отвечая, натянула на себя простыню. Эшу ухмыльнулся, засвистел и, усевшись на подоконнике поудобнее, полез за сигаретами.
– Дьявол, детка, как ты прекрасна! Да сними же эту тряпку!
– Иди к чёрту! – Ошун поспешно замоталась в простыню. – Пользуешься тем, что Шанго нет, засранец?
– А как же! – ухмылка Эшу стала ещё шире. – Пусть не будет дураком! Кстати, ты знаешь, что у тебя за порогом лежит эбо[44]
?– Эбо?.. – Ошун торчком села в постели. Простыня упала на пол, но на этот раз Ошун даже не заметила этого.
– Не бойся, я его уже убрал, – Эшу небрежно помахал в воздухе каким-то бесформенным клубком с кулак величиной, – Та-ак, что у нас тут?
В ладони его словно сам собой появился складной нож, щёлкнула кнопка. Ошун завопила от страха, когда лезвие с коротким шуршанием вспороло эбо. На пол посыпались перья, бусины разной величины, осколок зеркала. Зеркало треснуло от удара, распалось на три части. Эшу деловито присел рядом с ним на корточки.
– Ты смотри, а?… Кто-то не хотел, чтобы ориша Ошун пустилась в путь! Очень сильно не хотел! Ты не смогла бы даже выйти из дома, любовь моя! А ещё и пасадейра… Малышка, что происходит? Если хочешь, я поищу Шанго и скажу ему…
– Нана Буруку, – пробормотала Ошун. – Это она… Йанса не додумалась бы до такого!
Эшу поднял голову. С его лица пропала ухмылка.
– Йанса? Нана? Что ты сделала им обеим? С Йанса вы вроде бы неплохо ладили…
Ошун подняла с пола простыню, тщательно обмоталась ею. Сердито сказала Эшу:
– Закрой рот, паскудник! Это всё не твоё! Хочешь кофе?
Вскоре они вдвоём сидели на маленькой кухне. Ошун приготовила и разлила кофе. Эшу тянул его с явным удовольствием, время от времени подливая в чашку кашасы из большой бутыли. Но Ошун, погрузившись в свои мысли, почти не прикасалась к своей чашке. На лбу её то и дело появлялись морщины, брови хмурились. Глядя на неё, всё больше хмурился и Эшу.
– Ошунинья, я не могу на это смотреть, – серьёзно сказал он, одним глотком допивая кофе. – Такая красивая женщина не должна думать о плохих вещах!
– Не гони ерунду, сладкий… – пробормотала Ошун. Подумала ещё с минуту. И – вдруг вскинула голову так резко, что узел её волос распался и густыми вьющимися прядями рассыпался по обнажённым плечам. Эшу, отставив чашку, остановившимися глазами смотрел на это чудо. Ошун коротко, чуть презрительно усмехнулась.
– Эшу, ты поможешь мне?
– Ну-у-у… Одно слово, детка, – и я весь твой!
– Перестань валять дурака! – взорвалась она. – Всё серьёзно! Серьёзно как никогда! Мне страшно! Мне очень страшно, но я должна, понимаешь ли ты, – должна! Меня зовут из мира эгунов! Ты откроешь мне дверь?
– Шутишь? – Улыбка пропала с физиономии Эшу. – Эгуны – по части Йанса! Если она не позволила, то… Так ты ЭТОГО от меня хочешь? Не-е-ет, детка, на такое я не подпишусь! – Эшу решительно встал из-за стола. – Ты хоть понимаешь, что из меня сделает Шанго, когда вернётся? А Йанса?!. Ей вообще лучше не попадаться под горячую руку!
– Им незачем об этом знать. – Ошун тоже поднялась. Её простыня снова соскользнула на пол. – Шанго здесь нет. Он с другой женщиной. Он забыл обо мне, я не нужна ему больше!
– Да брось ты, – сипло сказал Эшу, не сводя взгляда с пленительных, округлых, чёрных, как две обсидиановые чаши, грудей Ошун. – Какие другие женщины?.. Он вернётся через пару дней и…
– Мне хватит этого времени. Твой брат ничего не узнает. Ведь ему никто не скажет! – Ошун улыбнулась Эшу широко и нежно, глядя в упор блестящими глазами.
– Шанго меня убьёт, – убеждённо повторил Эшу, делая шаг к Ошун.
– Ведь ты поможешь мне, малыш? Правда? – Лёгкие, тёплые ладони легли ему на плечи. Дыхание Ошун пахло влажными цветами. Полуоткрытые губы напоминали ночную ипомею. Волосы, вьющиеся, как испанский мох, падали на спину, бежали по груди. Эшу закрыл глаза, сглотнул, шумно выдохнул. Хриплым, сорвавшимся до шёпота голосом сказал:
– Всё, что ты хочешь, детка… Всё, что ты хочешь!
Через полчаса луна спряталась за перекладину окна, и в комнате стало темно. Эшу курил, раскинувшись поперёк кровати. Его полуприкрытые глаза смутно поблёскивали в темноте. Ошун сидела рядом, прислонившись спиной к стене, и, запустив обе руки в волосы, сосредоточенно размышляла.