Жёны Шанго

– Осталось выяснить три пункта: куда пропала Ошун, что она хотела от Ошосси, и чем всё это мешает Нана Буруку. – Огун помолчал, задумавшись. Затем вполголоса, глядя на водку в своём стакане, сказал:

– Сержант, это, конечно же, не моё дело. И решать только тебе. Но Ошосси просто сделал глупость. Большую глупость. По пьяному делу. Все мы их иногда делаем, не так ли?

– Вы защищаете своего брата, полковник? – хмыкнула Йанса. – Это делает вам честь…

– Дура, – грубовато отозвался Огун. – Шанго – тоже мой брат. Вспомни, я сказал хоть слово в его защиту, когда ты его бросила?

– Как же я хочу его убить… – пробормотала Йанса, зажмурившись. – Вы слышали, что он говорил? «Я тебе отдал МОЮ Йанса!» Ка-а-ак же я хочу его прикончить… раз и навсегда!

Огун молчал. Йанса, разом втянув в себя полстакана кашасы, длинно и грязно выругалась.

– Ошосси виноват, не спорю, – чуть погодя сказал Огун, – Но он не предавал тебя. Ты бы никогда ничего не узнала, если бы не эта тварь Нана. Ей нужно, чтобы мы перегрызлись между собой и не мешали ей. Как всегда. Подумай об этом. Подумай как следует, сержант. И… набей Ошосси хорошенько морду, как ты умеешь. Это он точно заслужил.

– Вы меня учили, что личный состав не может быть наказан дважды, – медленно выговорила Йанса. – А Шанго всё сделал сегодня лучше меня.

– Всегда хотел спросить. – Огун пристально разглядывал остатки кашасы в своём стакане. – Что находят женщины в моём брате Шанго?

– Вы не поверите, сколько лет я сама спрашиваю себя об этом, – без улыбки отозвалась Йанса. Огун искоса взглянул на её бесстрастный профиль. Помолчал.

– Может быть, тебе не стоит пока возвращаться в войска? Я ни на чём не настаиваю, сержант, это твоя жизнь. Но подумай. Всё равно нам нужно как-то вытаскивать из этого дерьма и Ошосси, и Ошун.

– Кроме вас, полковник, с Нана никто не справится, – сквозь зубы выговорила Йанса, роняя голову на кулаки. – Только Огуна она боится… Возьмите это дело под свой контроль. И я впущу вас к эгунам.

Огун внимательно посмотрел на неё. Кивнул – и жестом попросил ещё кашасы.

Под утро, в умирающих сумерках, когда розовая луна уже бледнела над холмами, чёрный джип, ворча, прополз по пустой улице мимо голубой церкви и аккуратно запарковался у ресторанчика «Тихая вода». Заведение давно опустело, жалюзи на окнах были опущены, но Оба сидела на табуретке у входа, кутаясь, как в накидку, в старое пляжное парео. Увидев джип, она встала. Отложив парео, следила за тем, как Огун выбирается из-за руля, обходит машину и осторожно поднимает с заднего сиденья бесчувственную Йанса. Держа мулатку на руках, он повернулся к Оба и доложил:

– Мы с сержантом немного посидели в баре и… вот.

– Немного?.. – пробормотала Оба, широко открывая дверь. – Смотри не урони её! Неси в спальню.

Огун со своей ношей прошёл в дом. Его слегка покачивало, но он без помех донёс Йанса до спальни и бережно выгрузил её на кровать.

– Ей просто нужно выспаться. И всё пройдёт.

Оба, вздыхая, водрузила на подоконник огромную бутыль воды, банку лаймового сока, три жестянки пива и таблетки. Вытащила из шкафа плед и осторожно прикрыла Йанса. Подумав, принесла красное пластиковое ведро и поставила его у изголовья.

Огун, стоя в дверях и почти касаясь головой притолоки, одобрительно наблюдал за её действиями.

– Сержант никогда не плачет, – негромко сказал он, глядя на то, как Оба опускает жалюзи и комната погружается в полумрак. – По крайней мере, я не видел. Наверное, это вредно… для женщины?

– Это и для мужчины вредно. Идём. Завтра я пригляжу за ней. – Оба уже спускалась по лестнице. – Слава богу, туристы появятся только к вечеру…

Они стояли на пороге дома, глядя на пустую улицу, на силуэт церкви в уже наливающемся голубизной небе, по которому бесшумно чертили чайки. Со стороны моря прилетел сырой ветер. Со старого мангового дерева мягко упали один за другим два плода. Черепичные крыши города Всех Святых тронул рассвет.

– Почему ты не переведёшься в Баию? – тихо спросила Оба, прижимаясь к широкой и жёсткой, как бетонная плита, груди Огуна. – При тебе всегда всё спокойно. Всегда и всё.

– В Баию? – невесело усмехнулся он. – Гонять по холмам банду собственного брата?

Оба молча вздохнула. Тяжёлая рука легла на её плечи.

– Малышка… Ты же всё понимаешь. Что я могу сделать?

– Обними меня. Просто обними… пока ты ещё здесь.

Эва проснулась на рассвете с чётким ощущением того, что на ней лежит рельсовый каток. Пошевелиться было невозможно. Ныла каждая косточка. Голова разламывалась, в глазах плавал туман. Пахло кошмарным перегаром, сигаретами, прелой землёй и почему-то мокрой собачьей шерстью. Осознав, что долго она так не протянет, Эва с огромным усилием разлепила глаза.