– Нет… Нет, нет… Мне не… Он не… Просто испугалась… – Зубы Эвы стучали барабанной дробью. Руки дрожали так, что она не могла удержать в них бутыль с водой. Отвинтить крышку и вовсе не удалось, и в конце концов Эшу всё взял в свои руки. Сев на стол, он обнял трясущуюся девушку, усадил её к себе на колени, крепко прижал её голову к своему плечу и поднёс бутыль:
– Давай. Понемногу. Глотать можешь, женщина? Давай я тебе лучше кашасы налью… Что – нет? Ну, как хочешь… И дыши, дыши, дыши! Когда я тебя курить научу, наконец? Возись тут с вашими истериками…
Эва жадно принялась глотать холодную воду. Это помогло: понемногу выровнялось дыхание, унялась дрожь, и Эва, обхватив Эшу за шею, со страшным изумлением заглянула ему в глаза.
– Ты побил Шанго?!
– Ну-у… типа того.
– Но… Эшу! С ума сойти! У вас же совсем разные… эти… боже мой… весовые категории, вот!
– Детка, это же капоэйра! – ухмыльнулся он. – Какие категории? Кто быстрее, тот и король!
– Но… Шанго же вчера вырубил Ошосси! Ошосси! А Ошосси – почти местранду[77]
!– Ошосси хотел, чтобы его побили, а я – нет! – отрезал Эшу. Осторожно спустил Эву на пол, поднялся сам, огляделся. – Мда-а… Всей бабкиной посуде – конец! Оба просто с ума сойдёт, когда узнает… Ты почему не выскочила из дома, дура? Он бы за тобой не погнался! А если бы на тебя холодильник упал?!
– И-и-испугалась…
Эшу только что-то прорычал в ответ. Оглядевшись в поисках веника, обнаружил его застрявшим в разбитом окне. Вытащив его и обрушив тем самым на пол остатки стекла, Эшу протянул веник Эве. Но та, помедлив, осторожно положила его на пол.
– Потом.
– Слушай, оставь его лучше в покое! – нервно предупредил Эшу, глядя на то, как Эва спускается по крыльцу в сад с бутылкой воды в руках. – Это тебе не Ошосси! Шанго же псих! Особенно сейчас, когда Ошун… Эвинья, стой, тебе говорят! Я с тобой пойду!
– Останься дома! – не оглядываясь, приказала она. – Где сигареты?
Эшу вздохнул. Протянул Эве свою пачку. Сел на крыльце, смахнув со ступенек осколки, и крикнул:
– Я буду здесь! Зови, если что!
Но белое платье уже скрылось в питангейрах.
Шанго не ушёл далеко. Он сидел на земле рядом с заросшей грядкой табака, обхватив руками колени и уронив на них голову. До Эвы доносилось его тяжёлое, прерывистое дыхание. Подойдя, она села рядом. Шанго не пошевелился. Но, когда Эва поставила на землю между ними бутылку с водой, огромная рука цвета горького шоколада неуверенно потянулась за ней. Вскоре пустая бутылка отлетела в траву. Эва подала сигареты.
Довольно долго брат и сестра сидели молча. Шанго курил. Эва смотрела, как на пересохшей глинистой куче греются в солнечных лучах две зелёные игуаны. В ветвях посвистывали птицы. Из дома доносился чуть слышный звон и ругань Эшу. Потом его низкий, мягкий голос запел ладаинью[78]
:От земли поднимался парок. Солнце вставало над садом, кропя тёмно-зелёную листву питангейр сыпучим золотом. Один луч пробился сквозь переплетение ветвей, упал на кудряшки Эвы – и они заискрились. Пригоршня солнечных зайчиков метнулась по скуле Шанго. Он моргнул, повернул голову. Хрипло выговорил:
– У тебя стекляшки в волосах. Не шевелись. Закрой глаза.
Эва послушалась. Зажав сигарету в углу губ, Шанго принялся осторожно выбирать из крутых чёрных спиралей стеклянную крошку. Осколков было много: больших и маленьких, вспыхивающих синими гранями в лучах солнца. Один за другим Шанго складывал их на траву. Наконец, слегка взъерошив огромной ладонью кудри сестры, сообщил:
– Вроде всё.
– А если нет? – Эва неуверенно потрогала волосы. – Что же мне теперь – бриться наголо?.. Буду как Огун, вот кошмар… Шанго, ты… ты в своём уме? Тебе не стыдно?!
Они уставились друг на друга. Шанго медленно пожал плечами. Опустил голову. Эва, тяжело вздохнув, обняла его, и брат уткнулся ей в плечо.
– Ладно, малышка, я придурок… Не ругай меня.
– Не ругать? – Эва растерянно потрепала его за ухо, погладила по затылку. – А… что прикажешь с тобой делать?! Кинг-Конг без тормозов! Чуть не завалил дом! Хорошо, что Эшу…
Она тут же умолкла, испугавшись, но Шанго лишь хмуро буркнул:
– Он бы меня ни за что не сделал… М-мелочь пузатая! Если бы я не…
– Если бы ты этого не хотел, – закончила Эва. Снова наступила тишина, прерываемая только жизнерадостным щебетом птиц. Игуаны изваяниями замерли на глиняном бугре. Мимо с важностью протопал маленький броненосец-татубола, живший за помойной кучей.
– Эвинья, что случилось? – спросил вдруг Шанго, слегка отстраняя сестру и заглядывая ей в лицо. – Вы с моей потаскухой вроде дружили… Она сказала тебе, почему ушла? И… почему к Ошосси?! Чем я оказался хуже? Что я такого сделал? Я всегда её любил!