– У него курс реабилитации в Рио. Я отвёз его вчера. Потому и не был с вами… там. Но ты ведь справилась сама, правда? – Марэ широко улыбнулся. – Ты просто молодец! А твои фигурки, эти «Сыновья Йеманжи» – в самом деле настоящее искусство! Ты превзошла нашу бабку, а её знала вся Баия. Это я говорю не как твой брат, честное слово!
– Больше никогда и ничего не выставлю на продажу! – невольно вздрогнув, пообещала Эва. – Мне и в голову не приходило, что можно вот так… вот так воспользоваться… Моя мать ни перед чем не останавливается, когда ей что-то нужно!
– Если бы Ошун с самого начала послушала её, – мягко напомнил Марэ. – Или послушал Шанго. Или Ошосси…
– Они никогда бы не стали её слушать! – запальчиво возразила Эва. – Потому что не видели от неё ничего, кроме зла!
– У Огуна, однако, хватило ума, – напомнил Марэ. – Хотя по нему Нана прошлась в своё время сильнее всех. Невыносимо признавать правоту тех, кого ненавидишь… но иногда вот приходится. Слава богу, что хотя бы мать не понадобилось в это впутывать…
Эва молчала. Она знала, что брат прав.
– Но мама… Нана могла бы сказать об этом мне! – подумав, сказала она. – А не покупать мои статуэтки для того, чтобы… нейтрализовать моих братьев!
– Да ведь ты бы тоже не стала её слушать! И я бы не стал. Про Обалу и говорить нечего! У Нана просто не было выбора. Она ведь тоже, знаешь, отвечает за многое…
– Ты её оправдываешь?!
– Я объясняю ситуацию – и только, – извиняющимся голосом сказал Марэ. Эва глубоко вздохнула – и выдохнула.
– Не хватало нам ссориться из-за матери! Она бы только порадовалась…
Марэ кивнул. Эва взволнованно смотрела на него. И очень удивилась, когда брат внезапно заговорил о другом.
– Ты продолжаешь рисовать, Эвинья?
– Ты же знаешь, что да! – Она растерялась так, что не сразу смогла продолжить. – Я же тебе присылаю рисунки каждую неделю!
– Да… конечно. – Марэ помолчал. Эва с растущей тревогой смотрела на него.
– Скажи, ты показывала свои эскизы кому-нибудь… в «Сарайва»? Или в «Тодоливро»? Может быть, в «Эстрелу»?
– Марэ! Я ведь столько раз тебе говорила! Рисунки ещё незрелы, их нельзя никому показывать! Надо мной там просто посмеются и…
– То есть, в серьёзных издательствах их никто не видел?
– Конечно, нет! Если бы я их куда-то послала, ты бы первый об этом узнал! Но… почему ты спрашиваешь?
Марэ вздохнул. Эва взглянула в его карие, большие, печальные глаза – и испугалась окончательно.
– Марэ, что стряслось? Я что – вляпалась в какую-то историю? Опять?! Да ты будешь говорить, или нет?
– Обалу сказал, что лучше я тебе это расскажу, чем кто-то другой, – обречённо сказал Марэ. – Наверное, он прав.
В живот Эвы словно провалился кусок подтаявшего льда. Как всегда в такие минуты (во время жизни с матерью они случались регулярно), она почувствовала себя очень спокойной. Села напротив Марэ, по-мужски оседлав бабушкин стул. Взъерошила обеими руками кудряшки. Негромко, почти холодно сказала:
– Я слушаю тебя.
Марэ с убитым видом полез в свой рюкзак. О том, что Эва сейчас страшно похожа на их мать, он побоялся говорить.
На стол улёгся каталог иллюстраций «Сарайва» за текущий год – толстое, роскошное глянцевое издание. Эва хорошо знала этот каталог: все художники Бразилии готовы были отдать полжизни, чтобы их работы оказались на этих страницах. Публикация в «Сарайва» означала внимание ведущих издательств страны, гранты, профессиональные предложения, признание и славу.
В первую минуту Эва почувствовала страшное облегчение:
– Так ты опять выиграл их грант? В третий раз?! Марэ, но это же здорово! Просто прекрасно, поздравляю тебя! Я всегда знала, что ты лучше их всех! Но почему же…
– Не я, Эвинья, – усмехнулся он. – Посмотри сюда.
Эва послушно взглянула на цветной разворот. И каталог вдруг закачался перед её глазами. И, казалось, это чьи-то чужие губы, немея, беспомощно выговаривают:
– Но… как же… Это же мои «Лилии на Сатуба»… и «Йалориша»… и «Рыбаки в Итабуне»… Марэ, боже мой… Что это значит?! Я же ничего не…
– Я знаю, малышка. – Марэ ногтем подчеркнул имя художника, набранное мелким шрифтом под иллюстрациями. И, прочитав его, Эва смогла только бессильно схватиться за спинку стула и прошептать:
– Боже мой… Но как же так?..
Даниэл да Вита выскочил из машины у подъезда собственного дома. Он очень спешил: через час должен был начаться экзамен, а его, как назло, угораздило забыть дома зачётную книжку. У лифта он столкнулся с чёрным парнем в красной майке и бейсболке, надетой козырьком назад.
– Прошу прощения…
Парень ухмыльнулся: широко и, как показалось Даниэлу, издевательски. Нетропливо присел на ступеньки лестницы и вытащил из-за уха окурок.
«Зачем только платим охране, если тут ошиваются такие типы?» – неприязненно подумал Даниэл, взлетая по лестнице на третий этаж.
К своему огромному изумлению, он увидел, что входная дверь приоткрыта.
«Воры?.. Или я сам утром забыл закрыть?..»