Так что смиренно склонись к его ногам и скажи ему: «Я раб твой, отче, спаси меня». Умоли его, и он тебя примет. Но исполняй его волю. Иначе что ему с тобой делать, если ты каждый день соблазняешь его паству, возмущаешься, кричишь, не соглашаешься с духом братства? Идешь в церковь — чувствуешь недовольство. Проводится беседа, а ты говоришь: «По четкам надо молиться, а не беседы устраивать». Что тогда ему с тобой делать? Однажды он даст тебе сойти в пропасть, чтобы спаслись окружающие, спаслась и твоя душа [1, 143–146].
То, что говорится между послушником и старцем, относится к мистическому пути и таинствам Божиим, и разглашать это нельзя. Скажи я об этом хоть один раз — и старец перестает быть моим старцем. В таком случае он не несет за меня никакой ответственности, потому что я смотрю на него как на человека, а не как на старца. Вообще, если я пересказываю или слушаю слова других, то я затрудняю себе духовную жизнь [1, 483].
Святые отцы говорят, что судить о старце можно лишь до тех пор, пока его не выберешь. Выбрал старца? С этого времени нет у тебя ни права суда, ни собственной мудрости: тебя направляет рассуждение, пусть и безрассудное, твоего старца. С мирской точки зрения может показаться, что ты упадешь вместе с ним. Как сказано в Ветхом Завете, горе народу или городу, в котором правит молодой царь, то есть человек незрелый, немудрый. Однако в монастыре действует благодать Божия и все устраивает. Только там, где в дело вмешивается «я» и «мое», может случиться непоправимое [2, 373].
Послушник должен избрать себе такого старца, язык которого он был бы способен понимать. Затем, прежде чем пообещать ему, что останется с ним навсегда, ему нужно хорошенько подумать, действительно ли он готов жить с этим человеком до конца своей жизни. Если он к этому не готов, то лучше сразу уйти. Не в мир уйти, но поискать другого старца, другой монастырь, если, конечно, повторю, он еще не дал обета. Думаю, что достаточно самого малого времени, чтобы понять себя, сможешь ли ты остаться с этим старцем.
Хочу, впрочем, подчеркнуть: самое главное, что должно быть у того, кто хочет стать монахом, — это искреннее желание понять старца. Как правило, всякий человек понимает то, что он хочет понять. Кто хочет понять, тот понимает все, а кто не хочет, тот не понимает ничего. Понимание на сто процентов зависит от расположения человека. Бывает, какой-нибудь очень простой человек приходит учиться богословию, и на первый взгляд он ничего не понимает. Но если ты его спросишь, понял ли он что-нибудь, он удивится вопросу: «Мне все понятно!» И он не обманывает, потому что простота его души и доброе расположение действительно дают ему разумение в духе. Он понимает внутренне, сердцем. Дело здесь не в количестве серого вещества, но в расположении, произволении человека. Нужно полюбить слова старца, принять их в свое сердце, захотеть понять их всем своим существом, а не просто осознать умственно.
Разве, например, апостолы понимали все то, чему учил их Христос? Нет, конечно. И потому Он нередко делал им замечание: «Неужели вы еще не разумеете?» (см. Мф. 15, 16–17; 16, 9–11; Мк. 8, 17 и 21). «Да что же вы так неразумны? Еще ли не понимаете?» Но апостолы уверяли Спасителя, что они всё понимают, потому что они Его любили, были Ему преданы, у них было чистое, искреннее сердце. Дух Святой просвещал их.
А если, спросите вы, человек подвизается без наставника, руководствуясь только книгами, то может ли он преуспеть духовно? Может, но не так, как со старцем. Одно дело духовное чтение, хотя и оно очень важно, и совсем другое — живое слово наставника. Человек — это личность, образ Божий, а не бездушная книга.
Поэтому то, насколько ты будешь понимать своего старца, зависит от твоего желания его понять, от силы этого желания, от того, что именно ты хочешь понять и как глубоко проникаешься мыслями твоего старца. Если ты противопоставляешь себя ему и считаешь, что у него свой подход, а у тебя свой, если его слова ты рассматриваешь как его личное мнение, то ты не сможешь ни усвоить, ни понять его слово, слово Божие [3, 181–182].
Плачь, молись изо всех сил и борись даже до смерти, чтобы обрести доверие к наставнику, и тогда оставайся с ним, или же уходи, другого выхода нет. Если ты не получишь дара доверия к своему старцу, то тебе остается либо умереть в борьбе за это доверие и за свое спасение, — и тогда смерть станет для тебя искуплением, — либо уйти. Но уйти ты должен до того, как предашь себя наставнику, потому что после принесения обета уход невозможен [3, 185].
Что такое монашеское призвание по сути, в повседневном выражении? Это жизнь с определенным человеком, старцем-игуменом, который становится для монаха зримым Богом. Откликнуться на призыв Божий, стать монахом означает не что иное, как вступить в брак с Самим Богом через определенного человека. Между старцем-игуменом и послушником образуется нерасторжимая связь [3, 224].