— Я отпустил всех, кто отказался сражаться, — признался он наконец.
Тревожная и напряжённая складка меж бровей разгладилась — лицо Мирославы застыло вновь бесчувственной маской.
— И много их было? — спросила она почти безразлично.
Аран прищурился, но сделал вид, что не понял, о чём именно спрашивала Видящая, однако, всё же ответил:
— Больше тысячи ушло.
Мирослава даже не стала задавать ещё вопросов, утверждая, что говорила не об этом.
Аран молчал.
Его вновь начинало легонько потряхивать, ведь события сегодняшнего дня, перенасыщенного тяжёлыми впечатлениями, не могли пройти бесследно, не оставив своего отпечатка на состоянии молодого Стража, будь он хоть трижды Драконьим Королём.
Из головы не выходил образ исказившегося в душевной муке лица отца, а потом — его умиротворение, потустороннее спокойствие, с которым он говорил своё «Прощаю…»
А ведь от них с Валкой не осталось даже пепла.
Только сплавившиеся в один два зелёных кристалла-накопителя (из которых он много позже сделает кулоны для своих подросших детей).
— Ты всё же убил его.
Это был не вопрос — утверждение.
Слишком меткое.
Чересчур много этих «слишком» для одного дня.
— Он не мучился.
А это — не оправдание.
Это — лишь попытка убедить самого себя.
Едва ли успешная.
— Быстро?
— Почти мгновенно, — со вздохом ответил Аран, несколько нехотя, но он знал, что лучше самому рассказать и так всё знавшей про него Видящей, чем выслушивать всё то же самое, но уже из её уст. — Я не понимаю, как это получилось — словно и не я был…
Ведь всё это рассказать нужно было в первую очередь именно ему — Мирослава и так наверняка знала всё.
А если не знала — догадывалась.
— Он узнал тебя?
— Да. И сказал, что прощает.
Осознание собственной силы и собственной же ничтожности по сравнению с ней, крывшейся внутри, было как вспышка молнии — ослепляло и пугало, дезориентировало.
Сбивало с пути.
И лучше всего сейчас было — замереть.
Разобраться во всём.
— Что же ты сделал такого, что так ошарашен теперь?
— Энергия… — попытался Аран подобрать слова для того, чтобы описать всё испытанное им, — она словно сама из моих рук вырвалась пламенем.
Взгляд и выражение лица Мирославы мгновенно преобразились — стали обеспокоенными и очень сосредоточенными, словно она прямо сейчас просчитывала все варианты уже с учётом открывшегося этого обстоятельства и пыталась понять, чем это все грозило.
— Какого цвета? — спросила она жёстко, требовательно, и промолчать в ответ было просто невозможно.
И какая-то надежда была в её голосе.
И скрытое отчаяние.
— Синий, — и надежда перевесила. — И словно — фиолетовый, как у Фурии.
— Понятно, — явно расслабившись, ответила Мирослава, словно её устроил ответ Арана. — Что-то ещё?
А молодой Страж попытался собраться с мыслями.
— Я видел призрака.
Мирослава этому явно не удивилась, даже не смутилась абсурдности этого высказывания, словно это было в порядке вещей — она, что ли, предполагала такой вариант развития событий?
Впрочем, это же Видящая.
Чему тут удивляться?
— Кого? — спросила она только, совершенно невозмутимо. — Своего друга?
И снова — в точку!
— Да, и я в растерянности — ведь Руни — это перерождение Беззубика, как они могут существовать одновременно?
— А как ты можешь сосуществовать с Иккингом в облике Магни?
Этот вопрос ставил в тупик.
На самом деле, Аран не сумел до конца понять всю суть того феномена, которым было перерождение его собственного Разума, условно умершего, в облике его младшего брата.
— Мы разные люди, — заметил Страж, не забыв про себя добавить, что оба — живые. — И разные личности.
— Так и Беззубик — это другой Разум, не Руни, — растолковывала Мирослава ему снисходительно. — Это тоже совершенно другая личность.
— Как же так?
— Ты же Страж, пусть и сильнейший, не Видящий и уж тем более не Странник, потому и много нюансов упускаешь. Ты был прав — ты адепт Дха, Тьмы, как положено, на самом деле, в основном Небесным Странникам.
***
Как-то незаметно так случилось, что Сатин и Аран сыграли свадьбу.
Просто в один прекрасный день (в тот самый день, когда девушка только очнулась, на самом деле) Аран заявил, что раз всё равно никто не справится с трудной задачей спасения из тех ситуаций, в которые попадала она, благодаря своей просто волшебной способности находить приключения себе на голову и другим на беду, то этим и продолжит он заниматься, но уже на более законных основаниях, так как ученичество её, в большей своей степени, было окончено.
Сатин же, неожиданно, не стала возражать.
Так совпало, что было решено в один день праздновать бракосочетания правителей обоих народов — ждавший больше пяти лет Дагур более препятствий не видел, а потому развёл бурную деятельность.
Инга ему не мешала — женщина, наконец-то, наслаждалась покоем, когда она могла не бояться за себя и своих детей.