Та, заметив вполне дружеское общение своего теперь уже жениха и того, кто позволил этому стать возможным, решила просто последовать примеру Дагура, перестав заморачиваться и, наконец-то, понять, что же это за человек — старший брат её детей.
Её пасынок, получается.
И он оказался весьма интересной личностью, с теплотой отнёсшийся к мачехе и её народу, высказавший свою готовность помочь, но если те не будут предпринимать какие бы то ни было враждебные действия уже к его народу.
Дружить с драконами он не заставлял — ему было достаточно прочного нейтралитета.
А Дагур же высказался на тему того, что готов назвать Викара своим сыном, и наследником, принять его в род (для чего, собственно, требовалась только воля вождя и отца, а тут они ещё и были в одном лице), что решило сразу же множество проблем.
Вождь Берсерков, не заморачиваясь, отдал народу возлюбленной один из плодородных, но не освоенных островов с наказом построить там деревню и развить сельское хозяйство.
Таким образом жители Нового Олуха стали формально входить в племя Берсерков, в то же время оставаясь самостоятельными.
Во главе их встал Йоргенсон, чему никто и не удивился.
Его кандидатуру поддержали все.
Викар же (и его потомки в будущем) стали гарантом подчинения новоолуховцев Дагуру, ведь он всё ещё оставался наследником Лохматых Хулиганов, и против того, чтобы подчиняться в будущем именно ему, никто не возражал.
Как-то всё слишком хорошо складывалось.
Не сглазить бы.
А вот к тому, что у Дагура постоянно на острове присутствовала Фурия, пусть Ночной её назвать получалось едва ли, несколько напрягало, особенно в свете того, что к её хозяйке очень часто наведывались уже привычные всем Порождения Молнии и самой Смерти.
Вот к этому бывшие Лохматые Хулиганы привыкнуть так и не сумели.
Смириться и молчать — да.
Но не привыкнуть.
Будь это «простые» драконы вроде Жутких Жутей или Змеевиков, то куда бы ни шло, но Фурии…
И только вечно жизнерадостные Мия и Магни в компании более взрослого, не столько внешне, сколько внутренне, Руни, не отходившие почти ни на шаг от порождений Бездны, и совершенно их не боявшиеся, показывали — всё хорошо.
Всё было так, как и должно было быть.
***
Она с удивлением смотрела на странных существ, похожих на пернатых драконов, или же на просто до крайности непонятных птиц — ни их названия, ни привычек она не помнила.
«Бойся забыть так же, как многие боятся помнить!»
Она больше не боялась.
Видеть лица странных людей с непонятно-фиолетового цвета глазами и чисто-чёрными волосами было странно, и столь же странно было слышать их речь, замечать их полные недоумения и какого-то неожиданного удивления взгляды, было до крайности странно.
Что в ней такого?
Выглядела она так же, как и всегда — очень схоже с этими людьми, и даже внешне была мало отличима.
Неужели их так смущала её сила, струившаяся через неё мощными горными потоками энергия, бурлившая, но послушная своей хозяйке, словно преданный и умный пёс.
Впрочем, одно она уяснила для себя достаточно давно — здесь ей не причинят вреда, ведь, в отличие от её снов-Видений, всё, абсолютно всё происходящее здесь было лишь порождением её собственного разума.
Её памяти.
Может, всё это, или что-то подобное, и происходило с её душой, с её предыдущей инкарнацией, но теперь всё это было не более, чем миром, смоделированным её сознанием.
Воистину, мир внутри неё.
Это было странно и жутковато, но со временем пришло осознание — никто и ничто не способно было её здесь убить.
Совершенно.
Как только она сумела понять это для себя — перестала бояться, а на место былого страха пришла неожиданная спокойная, какая-то сытая уверенность в собственных силах.
Вера в свои способности.
И интерес, конечно, — куда без него?
Вот и теперь выверты собственного сознания, последствия нелёгкого бытия Видящей, она воспринимала с исследовательским любопытством и лёгким недоумением — это что такое?
Находиться в мире странных, похожих на неё внешне людей; в мире, где солнце, тускловатое и какое-то красное, называли почему-то Исой, где она не видела ни единого коня или быка, но зато не раз взглядом тут или там выхватывала различных размеров птиц и каких-то ящеров, но при том не находила ни единого из ставших привычными дракона, было несколько странно.
Какие только миры она не повидала в подобных своих странствиях — достаточно только Алую Пустыню вспомнить, когда она увидела свою предыдущую инкарнацию впервые.
А то измерение стеклянных троп?
Сатин ей рассказывала об увиденных ею Храмах, хотя и она встречала на пути своём Пирамиды, это никогда не было чем-то столь масштабным, как то, что видела Страж.
Впрочем, разные Храмы она видела, и разным Богам обращённые.
В разных мирах.
И только в этом — в странном мире, где её почему-то видели, замечали Разумные, большинство которых, не меньше трети, по крайней мере, были хотя бы слабыми Одарёнными — люди и не совсем люди верили в Небесных Странников, почему-то называя её необычным, непривычным, но почему-то словно знакомым именем.
Авен.
Как странно…