Житейские воззрения кота Мурра

Затем принц обвил свою руку вокруг стана Юлии и стал бросать вниз кусочки хлеба таким образом, чтобы лебедь поверил, что кормит его Юлия. При этом щека его почти касалась щеки Юлии. «Так, так, – говорил Крейслер, – именно так, сиятельный подлец, схвати ее когтями своими, высокочтимый коршун, только покрепче держи свою жертву, ведь здесь в кустах залег некто, который уже целит в тебя и вот-вот отстрелит тебе твое сверкающее крылышко, и в общем дела с твоей вольной охотой обстоят, право же, самым жалким образом». Теперь принц схватил руку Юлии, и они пошли по направлению к рыбачьей хижине. Однако когда они уже приблизились к ней, из кустов вышел Крейслер и заговорил, отвесив принцу глубокий поклон: «Чудесный ветерок, не правда ли, необычайно приятный воздух – в нем такой живительный аромат, вы, мой сиятельный повелитель, должны чувствовать себя здесь совершенно как в вашем прелестном Неаполе». – «Кто вы такой, месье?» – грубо оборвал его принц. Но в то же самое мгновение Юлия сбросила его руку с плеча, дружески подошла к Крейслеру, пожала ему руку и сказала: «О, как чудесно, милый Крейслер, что вы снова здесь! Знаете ли, что я всем сердцем соскучилась по вас? И в самом деле, мама бранит меня за то, что я веду себя как плаксивое и невоспитанное дитя, когда вы хоть один-единственный день не бываете у нас. Я могла бы, право, захворать с досады, если бы поверила, что вы перестали обращать внимание на меня и на мое пение!» – «Ба, – вскричал принц, бросая на Юлию и на Крейслера ядовитые взгляды. – Ба, да это вы, мсье де Крёзель! Князь весьма благосклонно отзывался о вас!» – «Да благословит Господь вашу светлость, – сказал Крейслер, причем все его лицо странно завибрировало сотней складок и складочек. – Да благословит Господь вашу светлость за это, ибо хоть таким образом мне, быть может, удастся получить то, о чем я хотел умолять вас, всемилостивейший принц, а именно о благосклоннейшей протекции с вашей стороны! Я осмеливаюсь предполагать, что вы с первого же взгляда сразу же обратили на меня свое благосклонное внимание, а именно когда вы мимоходом изволили прозвать меня шутом, – и так как шуты на многое горазды, то, стало быть…» – «Вы презабавный, – прервал его принц, – вы презабавный субъект». – «О нет, никоим образом, – продолжал Крейслер, – правда, я люблю шутки, но только скверные, а скверные шутки – опять-таки не смешны! В настоящее время я охотно отправился бы в Неаполь и там, на набережной, записал бы кое-какие очаровательные рыбачьи и разбойничьи песенки – ad usum delphini[83]. Вы, дражайший принц, человек добродушный, ну что вам стоит, скажем, помочь мне кое-какими рекомендациями…» – «Вы, – вновь прервал его принц, – вы презабавный субъект, monsieur de Krosel, я люблю это, и впрямь мне это по душе, но теперь мне не хотелось бы задерживать вас, мешать вам совершать прогулку. Adieu!» – «О нет, ваша светлость, – воскликнул Крейслер, – я не могу упустить возможность показать вам себя в наилучшем свете. Вы хотели зайти в рыбачью хижину, там стоит маленькое фортепьяно, фрейлейн Юлия будет так добра, что согласится спеть со мной дуэт!» – «С величайшим удовольствием», – воскликнула Юлия и повисла на руке Крейслера. Принц стиснул зубы и гордо зашагал, опережая их. На ходу Юлия шепнула Крейслеру на ухо: «Крейслер, что это вдруг взбрело вам в голову?» – «О господи, – так же тихо ответил Крейслер, – о господи, и ты убаюкана дурманящими сновидениями, когда змий приближается, чтобы умертвить тебя своим ядом?» Юлия взглянула на него, глубоко изумленная. Только один-единственный раз до этого случая, в миг высочайшего музыкального воодушевления, Крейслер обратился к ней на «ты».

Когда дуэт был окончен, принц, который уже во время пения неоднократно восклицал: «Браво, брависсимо!» – разразился бурными восторгами. Он покрывал руки Юлии пламенными поцелуями, он клялся, что никогда пение так не потрясало все его существо, и просил Юлию разрешить ему запечатлеть поцелуй на тех воистину божественных устах, с которых сладчайшим нектаром стекали эти божественные звуки!