Житейские воззрения кота Мурра

Воздействие поэтического творчества было слишком благодетельным, я не смог ограничиться одним этим стихотворением, а сочинил несколько – одно за другим – с одинаковой легкостью, одинаково удачных. Наиболее удавшиеся из них я сообщил бы здесь благосклонному читателю, если бы я не имел в виду обнародовать эти наиболее удавшиеся стихотворения, вкупе с несколькими остротами и экспромтами, которые я создал в часы праздности, под общим заглавием «Что я породил на свет в часы вдохновения». Перечитывая их, я чуть не лопаюсь от смеха. К вящей славе моей, я должен сказать, что даже в месяцы юности, когда буря страстей еще не отшумела, ясный рассудок, утонченный такт главенствовали во мне, явно подавляя какое бы то ни было ненормальное опьянение чувств. Таким образом, мне удалось также совершенно подавить внезапно вспыхнувшую во мне любовь к прекрасной Мине. Ведь должна же была при спокойном размышлении эта страсть в моих нынешних обстоятельствах показаться мне несколько безрассудной; впрочем, тогда же я узнал, что Мина, невзирая на кажущуюся внешнюю детскую кротость, является дерзкой, строптивой особой, которая, при известных предпосылках, может пленить самых скромных юношей-котов. Однако, чтобы избавить себя от возможного рецидива, я тщательно избегал встреч с Миной, и так как я еще больше боялся возможных притязаний Мисмис и ее странного экзальтированного поведения, то я, чтобы ни одну из них случайно не встретить, уединился в своей комнате и не посещал ни погреба, ни чердака, ни крыши. Моему маэстро такое мое поведение, по-видимому, было по душе, он, корпя над письменным столом, позволял мне садиться за его спиной на спинку кресла и, вытянув шею, заглядывать через его руку в книгу, которую он как раз в такое время перелистывал. Это были самые прекраснейшие книжки, которые мы, я и мой маэстро, таким образом проштудировали вместе, как, например, «De prodigiosis naturae et artis operibus, Talismanes et Amuleta dictis»[150] Арпе, «Очарованный мир» Беккера, «Книга о вещах достопамятных» Франческо Петрарки и т. п. Это чтение меня чрезвычайно развлекло и рассеяло и вновь окрылило мою душу.

Маэстро отправился на прогулку, солнце весело сияло, весенние благоухания вливались в раскрытое окно; я забыл мои намерения и вышел погулять наверх, на крышу. Однако едва я оказался наверху, как я опять вновь увидел вдову Муция, вышедшую из-за дымовой трубы. От ужаса я остался стоять на месте неподвижно как вкопанный; я уже слышал, как меня осыпают упреками и клятвенными уверениями. И, однако, я очень и очень ошибся. За ней следовал юный Гинцман, он громко называл вдову сладчайшими именами, она остановилась, встретила его милой речью, они приветствовали друг друга с решительным выражением глубочайшей нежности и затем быстро прошли мимо меня, не поздоровавшись со мной и вообще не обратив на меня ни малейшего внимания. Юный Гинцман явно стыдился меня, ибо он опустил голову и вперил очи в землю, легкомысленная же кокетка-вдова бросила на меня иронический взгляд.

Во всем том, что касается его психической сущности, кот является все же весьма сумасбродной тварью. Разве я не должен был радоваться тому, что вдова Муция нашла себе любовника, и все-таки я не мог отделаться от известною внутреннего огорчения, которое почти что могло показаться чем-то вроде пресловутой ревности. Я поклялся никогда больше не посещать крыши, где, как мне казалось, я испытал особую несправедливость судьбы. Вместо этого я теперь нередко вспрыгивал на подоконник, грелся на солнышке и смотрел, чтобы как-то рассеяться, вниз на улицу, обдумывал увиденное, сопоставляя всякого рода глубокомысленные наблюдения, и, таким образом, сочетал приятное с полезным.