Ибо предметом этих наблюдений было опять-таки одно: почему это мне еще никогда не приходило в голову – по собственному свободному желанию усесться перед дверью дома или шляться по улицам, как это делают, как мне приходилось видеть, очень многие мои соплеменники, без какой бы то ни было боязни и робости. Я представлял себе этот образ жизни как нечто в высшей степени приятное и был убежден, что теперь, когда я вступил в более зрелые месяцы своего существования и накопил достаточный жизненный опыт, о тех опасностях, жертвой которых я становился, когда судьба меня, еще несовершеннолетнего юношу, выволакивала в свет, больше не могло быть и речи! Посему я преспокойно и с полной уверенностью спускался по лестнице и для начала усаживался на пороге в ярчайший солнечный день. То, что я принимал позу, которая каждому с первого взгляда должна была выдавать образованного, благовоспитанного кота, это само собой разумеется. Мне чрезвычайно нравилось сидеть в парадном. Между тем как жаркие лучи солнца благотворно согревали мою шкуру, я, изогнув лапу, умывал морду и усы, по какому поводу две проходившие мимо юные девчонки, которые, судя по большим, снабженным замочками папкам, которые они несли, шли из школы, не только высказали свое величайшее удовольствие, но даже вручили мне кусочек белого хлеба, который я принял с привычной мне галантностью, не преминув выразить им свою благодарность!
Я, скорее, играл с преподнесенным мне даром, отнюдь не намереваясь съесть его на самом деле, но сколь велик, однако, был мой ужас, когда совершенно внезапно низкое рычание над самым моим ухом прервало эту игру и могучий старик, дядюшка пуделя Понто, пудель Скарамуш, предстал передо мной. Одним прыжком хотел я отпрянуть от дверей, но Скарамуш крикнул мне: «Не будь таким трусом и оставайся спокойно сидеть, неужели ты думаешь, что я тебя съем?»
С униженнейшей вежливостью я осведомился, не смогу ли я, быть может, услужить господину Скарамушу по мере моих слабых сил, но он грубо ответил: «Ничем, решительно ничем ты не можешь мне услужить, месье Мурр, да и каким образом это могло бы быть возможным? Но я хочу спросить тебя, не знаешь ли ты, быть может, где обретается мой никчемный племянничек, юный Понто? Ведь вы уже однажды как-то шлялись вместе, и мне казалось, к моему немалому огорчению, что вы закадычные друзья – одна душа и одно сердце. Ну так как? Может, ты мне все-таки скажешь, где, собственно, околачивается этот оболтус, я его вот уже несколько дней в глаза не видал».
Уязвленный заносчивым поведением сварливого старика, я холодно заверил его, что ни о какой тесной дружбе между мной и юным Понто вовсе не может быть и речи, да, кстати сказать, никогда и не заходила речь! К тому же в последнее время Понто, которого я, кстати, отнюдь не разыскивал, вовсе отошел от меня.
«Что ж, – пробурчал старикан, – это радует меня, ибо показывает, что юноше свойственно природное чувство чести и он не склонен водиться со всяким сбродом».