Жити и нежити

– Ём! Привет! – подлетела флейтистка из «Велесова солнца» и расцеловала его. – Ой, Ёмик, я что-то так волнуюсь, так волнуюсь. Прямо не знаю… – Глаза девушки скользили по его лицу, она поглядывала на Ёма, тут же отводя взгляд в сторону, будто хотела, но не решалась что-то сказать.

– Да чего ты переживаешь? Самый обычный концерт.

– Конечно, так-то… Но ведь ты… из-за тебя то есть… Я хочу сказать, я и не знаю, сумеем ли мы сыграть на таком уровне, чтобы соответствовать.

– Ты о чём, Свет? Мы же свои, не?

– Ну как же. Ты теперь звезда. А тут ещё такое дело… – В этот момент она заметила меня и замолчала.

– Это Ярослава, – сказал Ём. Я кивнула. – Она посидит. Посидишь?

– Посижу.

Ём одним движением вытащил на середину зала стул и указал на него. Я села.

– Ём, тут видишь, такое дело… – начала было снова Света, но её прервал голос от сцены:

– Наконец-то! Ты чего трубку не берёшь? Три часа звоню! – К нам быстрыми шагами шёл Айс. – Со студии искали, ждут завтра… – Он оборвал себя на полуслове, тоже заметив меня. – А это что такое?

Другого слова он не сумел подобрать. Как подумал, так и сказал: «Это что?» Стул это, вот что.

– Здрасьте, – кивнула я.

– Она посидит, – сказал Ём.

– Что значит посидит? – завёлся Айс. – С каких это пор на репетиции посторонние? Ём!

– Я сказал, она посидит, – отрезал тот и спокойно двинулся на сцену, увлекая свой чемодан. И все двинулись следом.

– Ём, мы с тобой договаривались, это дисциплина! – кричал Айс, оборачиваясь на меня так, что я уже решила: выкинет сейчас к чертям.

Но тут вступила Света:

– Ём, погоди, такое дело: Динара! Она хочет сегодня с нами играть.

Ём остановился. Чемодан замер. И все остальные тоже.

– Хорошо. Ну Динара… И что?

– Ну как… Ты… ты не против? – Света просительно заглядывала ему в глаза.

– А почему я должен быть против? Она же у вас в основном составе.

– Была. Как бы официально – да, но она так давно с нами не выступала… У неё тоже всякое – проекты, записи. И вдруг… Так совпало, Ём.

– Хорошо. При чём тут я? – пожал он плечами и снова двинулся за сцену. И все двинулись следом – чемодан, Айс и Света – и снова заговорили:

– Ой, здорово, а я боялась, так боялась, что ты будешь против…

– Ём, нам надо обсудить завтрашнюю запись, я должен позвонить звукорезу…

Они ушли, голоса канули за сценой, и в тишине я отчётливо услышала звук затвора. Мигом обернулась – девушка-администратор поспешно прятала телефон. Фотографировала Ёма. Чёрт, ну и нервы у меня… Я постаралась завесить лицо косами.

Стало спокойно. Было слышно только, как с неприятным хлыстовым звуком протягивают к сцене провода. Потом звукорежиссёр ушёл в свою каморку, администраторше позвонили, и она вышла, и повисла какая-то совсем космическая тишина, нарушаемая лишь тонким звоном посуды за стойкой. Я была посреди этой тишины, посреди чёрного куба звенящей, живой тишины, и если закрыть глаза, можно было легко представить, что я где-то на диких болотах, на заповедных своих болотах, и это дышит, гудит, похрустывает тонким коричневым льдом невыразимая ночь, а я снова я – дикая тварь из дикого Леса, и это хорошо – представлять себя так, чтобы вспомнить себя, а то слишком уж сильно сердце стучит, отчего так стучит…

Я открыла глаза.

Музыканты настраивались на сцене. Флейтистка разворачивала перед Ёмом ноты, объясняла партитуру, а он кивал и что-то спрашивал. С обострившимся от волнения инстинктом я вцепилась глазами, стараясь прочесть всё, что только можно.

Разглядывала состав музыкального коллектива: бородатый гобой в очках, его звали Денис; Света-флейтистка, его жена, в таких же круглых очках в тонкой оправе; патлатый перкуссионист с тяжеленным, огромным бубном и разными трещотками; высокий, задумчивый басист восточной внешности, с суфийской мудростью в глазах. А я читала, как несколько лет назад уехали духовики в Европу, как ездили автостопом от Испании до Великобритании, играя на улицах, разживаясь чем бог пошлёт, учились у местных музыкантов; как привезли с собой пряную, ломаную, с приправой безумия музыку с Балкан – сербскую, македонскую, гопаки с гуцульщины и плясовые из Венгрии. Но поняли, что здесь этого мало. Что нужно здесь? Добавили русского, лесного, мрачного – и получили языческий рок «Велесово солнце». Коллектив собрали быстро, только чего-то всё не хватало.

Вот чего не хватало – скрипки. Какая же языческая дикость без скрипки, пьяной, безудержной, грешной? Она вышла – и все глядят лишь на неё. Диночка-кошечка, Диночка-скрипочка, Дину знает вся клубная Москва. Но это теперь. А тогда она была никем, только что из консы, и когда нашёл её Ём, когда пригласил в эту группу, она пошла с радостью – конечно, хоть бы куда, надо же с чего-то начинать.