Жити и нежити

– Ну, не знаю, – протянула я. – Обычно всё наоборот…

– Погоди-ка! Варган! – Ём хлопнул себя по лбу с такой силой, что звонкий звук прокатился над прудом. – Я же забыл тебе отдать твой варган! И ты не напоминаешь.

Эйдос и этот варган он связал сам, я не подсказывала ни словом. Ём достал инструмент, но прежде чем отдать мне, немного поиграл, будто не желал с ним расстаться.

– Ведь надо же, – сказал потом проникновенно. – Казалось бы, одна нота. А такие вещи на нём можно делать. Почему я раньше этого не понимал? Только с этим варганом начал что-то в них слышать. Он просто отличный. Идеальный во всех смыслах, – хвалил Ём, глядя на инструмент какими-то особенными глазами. Я колебалась полсекунды.

– Оставь себе.

– Да ты что! Я ж не к тому… я не то… Нет-нет… Возьми. – Он решительно протянул его на раскрытой ладони.

– Да нет. Дарю. Честно. Только обещай, что будешь на нём на концертах играть.

– Буду, – кивнул Ём и смутился совсем по-детски. – А как же ты?

– Мне брат ещё достанет. Он теперь знает как.

И тут он склонился ко мне и поцеловал в губы. И что, скажете, это не стоит варгана? Пусть даже самого замечательного, воплощённой идеи варганности?

Так мы сидели и целовались. А вокруг звенела Москва. Закатное солнце жарило алым под закрытыми веками. Мир преломлялся в ушах, мир был музыкой.

– Ну слава богу, – сказал потом Ём, отстраняясь и глядя мне в глаза с такого расстояния, что яблоко ещё нельзя было пронести между нами. – Так давно хотел это сделать. А почему мы снова сидим? Мы так никуда сегодня не придём. Пошли!

Я кивнула. Мне показалось, воздух стал звенеть громче.

От Патриарших через Бронную – до Никитских ворот. От Никитских – по Арбату. По Арбату, по Арбату, мимо псевдорусских матрёшек и ушанок, мимо туристов, сутулого Окуджавы, мимо стены Цоя, о которой, если не знать, можно уже и забыть, мимо стёртых символов эпох и воспоминаний – до кипящего Садового и обратно. Обратно можно свернуть. Поплутать обшарпанными дворами. Вдохнуть запах кухонь множества ресторанов, запах затхлой Москвы и котов. Выйти в каньон Нового Арбата, пересечь его под землёй и устремиться на Поварскую. Мимо дома Ростовых. Мимо Гнесинки. Тут Ём обязательно вспомнит свою учёбу, расскажет два-три анекдота, будет смеяться, и я буду с ним смеяться, а перед глазами стоять будет совсем другая Москва, чьи анекдоты пахнут нафталином и должны писаться с ерами.

С Поварской главное свернуть вовремя – и снова дворами, снова тихими, безлюдными, вымершими дворами, где только один какой-нибудь карапуз будет гулять с нянькой да собака мелкой породы, раскормленная до габаритов придиванного пуфика, деловито будет вынюхивать столбики. Мимо всего этого выйдем на бульвар. Постоим у памятника Блоку. Постоим у Есенина с новорожденным Пегасом. Напротив Пушкина можно отдохнуть, поглазеть на толпу. Здесь всегда назначают свидания. Вглядываясь в лица, так увлекательно фантазировать, кто кого и для чего ждёт. А после снова нырнуть на Бульварное и устремиться по нему вниз, не оглядываясь, в звоне и трепете ранней весны, в пьяном кружении молодой Москвы.

А вы, бродили ли вы когда-нибудь в весенних прозрачных сумерках? Вдыхали запах влажной земли, ранней травы и молодых листочков? Ох уж эти клейкие листики! Ох уж этот скрип розового песка, который неутомимые дворники разбрасывают из трёхколёсных своих тачек. Откуда только берётся этот песок? С какой реки?

Впрочем, неважно. Ничто в этом мире неважно, если вы не бродили по бульварам в призрачных сумерках, не вдыхали пьяный их аромат, не видели преображение мира и не были при том влюблены. Послушайте, чего же вы сидите! Немедленно, срочно бросайте всё, бегите, найдите кого-нибудь и влюбитесь, влюбитесь накрепко, безоговорочно, безвозвратно, позвольте себе такую роскошь – забудьте про всё! И вот когда ваше сердце будет биться на алой ленте, как чихуа-хуа на поводке, когда все мысли – только об одном, а телефон будет забит эсэмэсками от одного абонента – вот тогда милости прошу на бульвары, и бродите, и дышите, пока от весенней прохлады, от влажного воздуха не посинеют губы и не онемеют пальцы.

И вот тогда вы меня поймёте. Тогда вы поймёте нас – меня и Яра.

3

Расстались мы на Тверской, в двух шагах от его дома. Конечно, Ём стал звать к себе, и, видят боги, мне было очень сложно отказать. Но я помнила о данном обещании. Время близилось к полуночи. Стоило поторопиться.