Житие маррана

Впервые я увидел прекрасную Исабель Отаньес в церкви, во время воскресной мессы. Она сидела в первом ряду вместе со своими приемными родителями. Во время причастия девица приняла гостию с благоговейным трепетом. Как только богослужение закончилось, знатные прихожане чинно двинулись к дверям по центральному проходу. Все они имели вид весьма набожный, но в глазах читалась дьявольская гордыня. Я стоял с краю, и, когда Исабель проходила мимо, наши взгляды встретились. У нее были такие же золотисто-карие глаза, как у мамы. Я последовал за ней, не замечая, что, засмотревшись на тонкий стан, случайно затесался в компанию, где мне совершенно не место. Какой-то рехидор локтем оттер меня в сторону. Тогда я поспешил через боковой неф на улицу и увидел ее, самую красивую девушку Чили, в окружении родни и надменных вельмож. Точно пчела, почуявшая сладостный запах нектара, я забыл обо всем на свете и устремился следом, приглаживая на ходу волосы и бородку, поправляя плащ, воротник рубашки и шляпу и мечтая лишь об одном: еще раз заглянуть в эти нежные очи. Нарядные дамы, блестя кружевами и каменьями, то и дело заслоняли от меня стройную фигурку. Я настолько увлекся, что чуть не ударился лбом о шлем стражника с алебардой, стоявшего у ворот губернаторского дворца. Прохожие, а среди них и Исабель, обернулись на шум. О счастье, она снова взглянула на меня, и между нами точно искра проскочила. Исполнившись совершенно несбыточных надежд, я зашагал прочь.

Через две недели в больницу явился вооруженный гонец и принес записку от дона Кристобаля де ла Серда-и-Сотомайора, временного губернатора Чили, который некоторое время назад стал моим пациентом. Однако на этот раз меня желали видеть на званом вечере, а не у постели больного. Ошибки быть не могло: приглашение, скрепленное тяжелой сургучной печатью, действительно было адресовано мне и, вероятно, сулило не разговоры о недугах, а возможную встречу с прекрасной Исабель. Я не верил своему счастью.

Новый губернатор, потомок легендарных завоевателей Новой Испании, вступил в должность несколько месяцев назад, а до этого лет десять служил прокурором. Звание доктора права он получил в университете Саламанки. Скудный городской бюджет не помешал дону Кристобалю построить новые здания городского совета и суда, тюрьму и широкую каменную дамбу на реке Мапочо.

День клонился к вечеру, когда я явился в губернаторскую резиденцию, предъявил страже приглашение и был препровожден во внутренние покои. На память пришли мои далекие предки, которые вот так же, с замиранием сердца, переступали порог дворца короля или халифа. Они, презренные иудеи, смогли подняться до небывалых высот, оказать сильным мира сего неоценимые услуги, проявить честность, образованность и талант. Правда, не всем из них повезло: некоторых сгубила людская зависть.

Приглашенные уже собрались в гостиной. Когда глаза привыкли к полумраку, я разглядел в дальнем ее конце группу женщин.

Хозяин встретил меня с подчеркнутым радушием, однако с кресла не встал, что было естественно для человека его положения и возраста. Он сидел, подложив под правую ногу атласную подушку, и мягко, точно спелые персики, поглаживал пальцами шары на концах подлокотников. На свежевыбритом лице темнели аккуратные усики и треугольная бородка. Губернатор впился в меня острым взглядом, осмотрел с ног до головы, оценивая по одежде достаток, а по жестам темперамент, и лишь потом обратил внимание на то, что я говорил. Видно, правы были те, кто превозносили его ум и проницательность.

Дон Кристобаль представил меня гостям: беззубому богослову, капитану пехотинцев, косоглазому математику, заплывшему жиром нотариусу и молодому торговцу, который показался мне до странности знакомым. Губернатор заметил, что такие вечера помогают ему питать разум беседами с самыми выдающимися жителями города. У противоположной стены расположилась женская компания: супруга хозяина, несколько дам и неотразимая Исабель. Я весь обратился в зрение, ловя каждое ее движение, каждый взор.

Губернатор попросил меня рассказать об учебе в университете Сан-Маркос. Стараясь не смотреть на молодого купца, я заговорил. Слуга поставил на стол поднос с чашками, полными густого шоколада, и сладостями. Но к ним никто не притронулся: все уставились на меня. Окинув взглядом довольно комичных персонажей, сидевших напротив, я глотнул горячего напитка, чтобы собраться с мыслями.

— Все обучение в университете Сан-Маркос подчинено царице наук, — кивнул я похожему на жабу богослову. — Остальные же предметы сообразуются с учением о Всевышнем, вытекая из него, точно реки из общего истока.

Богослов пошевелил языком в беззубом рту, надул дряблые щеки, а затем произнес несколько фраз на латыни, отчаянно путая падежи и произнося слова как бог на душу положит, но с чрезвычайно важным видом. Пусть знают, что и он человек ученый.

Потом я заговорил о точных науках. Математик заметно оживился и спросил, чему у нас отдавалось предпочтение: алгебре или тригонометрии. Он, оказывается, учился в университете Алькала-де-Энарес.