Житие маррана

Сменяют друг друга дни, недели, месяцы. Узник ждет, что вот-вот его вызовут снова. Но в камере появляются только негры — приносят малосъедобную пищу или выносят поганое ведро. Терпения инквизиторам не занимать, они знают, как сгибать упрямые выи. Пусть одиночество и безмолвие делают свое дело.

119

Франсиско из последних сил старается не потерять рассудок. Он понимает, что все происходящее, в том числе и изоляция, — часть стратегии инквизиторов. Иногда борьба выглядит странно, но от этого не перестает быть борьбой. Другого выхода нет. Вся его жизнь теперь подчиняется одной цели — сражаться до конца.

Узник решает до отказа заполнить томительное время. Есть кое-что, чего ему запретить никак не могут: мыслить. К тому же сейчас мысль — это его единственное оружие, единственный друг, верный и неотлучный. Ее следует непрестанно укреплять и развивать. Надо тренировать память, упражняться в логике и риторике. Надо неустанно повторять молитвы и горячо любимые псалмы, все сто пятьдесят. Стараться не забывать тексты Писания, греческих и римских мудрецов. Самому придумывать каверзные вопросы и на них отвечать, учиться противостоять мертвой догме. Вести в уме беседы, которых так не хватает. Спрашивать, возражать, снова спрашивать. Когда-нибудь инквизиторы опять призовут его, и он будет во всеоружии.

Однако инквизиторы заняты другими делами. Франсиско Мальдонадо да Сильва привел судей в бессильную ярость. Необходимо отвлечься от общения с вероотступником, сумевшим выбить их из колеи. Не иначе как сам лукавый вертит языком нечестивца, противно слушать. На костер его, и дело с концом. Впрочем, если проклятый сгорит не покаявшись, дьявол восторжествует. Придется изрядно потрудиться, чтобы поставить упрямца на колени. И уж тогда с легким сердцем казнить.

К тому же забот у них хватает. Среди негров и индейцев процветает идолопоклонство, гражданские власти суют палки в колеса, а церковные так и норовят влезть в правомочия инквизиторов. Доходы падают, протокол нарушают все кому не лень. Подданные вице-королевства святотатствуют, занимаются ведовством, грешат двоеженством, коснеют в самых немыслимых суевериях. И в довершение всех бед греховодничают даже клирики: священники совращают прихожанок в исповедальнях, неординированные самозванцы служат мессу, монахи тайно женятся или вступают в постыдные противоестественные связи. Пороки мутной рекой затопили города и селения.

Гайтан тяжело вздыхает. Нет ему покоя: этот лекарь, похваляющийся своей презренной кровью, оказался крепким орешком. Как заставить покаяться того, кто не признает себя виновным и кичится грехом? И надо же, как ловко выбирает из Писания нужные цитаты, пытаясь доказать, что прав. Сидит в подземелье, закован в кандалы — можно сказать, труп. А ведет себя так, будто не понимает, где находится, будто не ведает, что суд в любой момент может приговорить его к костру. Да перед инквизиторами даже камни плачут! Разве не рассказывал ему отец, что делают в этой тюрьме с особо упорными? Отец-то сломался, заговорил, выдал. Изобразил раскаяние, был примирен с церковью и легко отделался, слишком легко. Потому и вернулся к омерзительным обрядам. Будь он проклят! Судьи позволили себя одурачить — запамятовали, видно, что во имя исполнения долга следует проявлять гораздо большую жесткость, чем того требуют обстоятельства. Забыть о справедливости ради победы, забыть о правде ради власти. Только так можно добиться торжества Святой Христовой Церкви.

Нет, Гайтан не изменит своей позиции, даже если на этом будет настаивать Супрема. История показывает, что для противодействия дьявольским козням все средства хороши. Совсем недавно он беседовал с инквизитором Кастро дель Кастильо, который все еще тешит себя иллюзией, будто можно чего-то достичь, проявляя милосердие. Конечно, первые законы против еретиков не предусматривали смертной казни, но тогда никто еще не знал, как злонравны и упорны эти смутьяны. Прошло более тысячи лет, прежде чем церковь уразумела, что безжалостная кара — единственно возможный метод борьбы с еретической заразой. Долготерпение, конечно, похвально, но чрезмерное попустительство ни к чему хорошему не приводит, только развязывает руки антихристу.

Гайтан напомнил своему прекраснодушному соратнику что, учредив в тринадцатом веке святую инквизицию, папа Григорий IX сразу допустил применение самых суровых мер в борьбе с ересями. Булла папы Иннокентия IV Ad extirpanda[86], оглашенная в 1252 году, окончательно отмела пустые сомнения на этот счет и узаконила пытки. Однако у нее имелось немало противников, что нанесло Церкви большой вред. Даже теперь, когда костры пылают и в Испании, и в ее заокеанских владениях, враг то и дело поднимает голову. Поэтому такие люди, как Диего Нуньес да Сильва, скрипит зубами Гайтан, вновь обращаются к мертвому закону Моисея и совращают других А накажи мы вероотступника по всей строгости, отправь на костер, не погубил бы он душу младшего сына.

120