Житие маррана

— Вчера вечером прямо у наших ворот упал без чувств израненный индеец. Я подбежал и увидел, что бедняга еле дышит, на вопросы не отвечает, только тихо стонет. Я пошел к настоятелю, которому тоже сильно нездоровится, и попросил позволения отнести индейца в больницу, но он отказал и напомнил, что дикарям у нас не место, — Мартин вытер заплаканное лицо краем облачения. — Я вернулся в келью и лег, но сон не шел, все слышался голос Спасителя: «Встань и помоги страждущему». Вот я и не утерпел, вышел на улицу посмотреть, а индеец, облепленный насекомыми, все еще там, лежит на земле. Стояла глухая ночь, и в темноте мне почудилось, будто передо мной сам Иисус в крестных ранах. — Мулат судорожно всхлипнул. — Я взвалил его на плечи, он был легким как перышко. Отнес к себе, уложил на кровать и полечил. Ах, грешен я!

— А в чем твой грех?

— В непослушании. Я приволок в монастырь индейца, а ведь настоятель сказал, что дикарям тут не место. Каждому, как говорится, свое.

— И что же теперь?

— Не знаю.

— Раз согрешил, надо покаяться.

— Да. Я повинился настоятелю, вот только что. Он ужасно разгневался, а гнев может повредить ему. И брат Мануэль сердится…

69

Тяжелый недуг настоятеля стал бедой для всего монастыря. Больной хорошо питался и вдоволь пил — одни слуги из кожи вон лезли, готовя ему самые изысканные блюда, другие бегали на рассвете к источнику, чтобы набрать прохладной воды, — но все напрасно: Лукас Альбаррасин таял на глазах и вдобавок начал слепнуть.

Франсиско было не по себе. Мрачные монахи бродили как тени, даже в трапезной царила тягостная атмосфера. В церкви то и дело служили дополнительные молебны, и каждому полагалось обвинять в болезни приора лично себя. Каждому, в том числе и Франсиско. Брат Мануэль так и сказал: мерзость, угнездившаяся в порченой крови, начала разрастаться после поездки к отцу, а потому следует без устали каяться, дабы изгнать ее. Франсиско стиснул зубы и принялся усердно молиться.

Никто не смел говорить вслух о грозных симптомах, не суливших больному ничего хорошего. Монахи самоотверженно подвергали себя бичеванию, стараясь очиститься от грехов, за которые принимал муки отец настоятель. По ночам, при зыбком свете свечей, в монастырском дворе устраивали процессии. Черные плети свистели над головами братьев, хлестали по плечам и спинам, раздирая кожу в кровь. Горестные завывания летели к небу в надежде разжалобить его. Некоторые падали на вымощенный кирпичами пол и исступленно, пока язык не превращался в сплошную ссадину, слизывали алые капли, символ великой жертвы Христа.

Франсиско довелось своими глазами увидеть один из торжественных визитов доктора Альфонсо Куэваса, личного врача вице-короля и вице-королевы, а заодно познакомиться с официальной медициной во всей ее красе. Поскольку усилия самых разномастных лекарей, хирургов, знахарей и травников ни к чему не привели, доминиканцы сочли за благо обратиться к знаменитому эскулапу, предварительно испросив позволения у его высочества. Маркиз де Монтескларос, разумеется, дал согласие, и Альфонсо Куэвас принялся пользовать больного. О своих визитах он всегда извещал заранее, чтобы в помещении успели расставить побольше свечей и слить в склянку немного мочи. Поднималась ужасная суматоха: монахи спорили, какие канделябры выбрать, и какую посуду использовать, и кто будет встречать доктора у ворот, а кто во дворе, и кому ждать у дверей кельи, а кому стоять у постели, внимая мудреным речам. Монастырь напоминал растревоженный улей. Мартин и его помощники махали метлами, снова и снова подметая и без того чистые полы.

Доктор Куэвас, как обычно, приехал в карете. Один слуга открыл дверцу, другой подал гостю руку, и тот вышел, красуясь черными суконными панталонами до колен и блестя большущими бронзовыми пряжками на кожаных туфлях. Из петлицы бархатного жилета свисала серебряная цепь с золочеными печатями. Шляпу и плащ он передал монаху, который принял их с почтительным поклоном, и, точно ангел-избавитель, с победоносным видом переступил порог обители. Братия благоговейно семенила за ним по двору. Франсиско тянул шею, заглядывая через головы и спины в келью настоятеля и пытаясь не пропустить ни одной детали завораживающей процедуры.

Осмотрев больного и втянув ноздрями запах его источенного недугом тела, доктор Куэвас поднес к свету склянку с мочой и, нахмурившись, изрек: следует признать, что состояние Лукаса Адьбаррасина внушает серьезные опасения.

Монахи взволнованно зашептались. Мартин закусил губу и сжал локоть Франсиско.