Читаем Живая человеческая крепость полностью

Насчет объединения вечеров памяти... Можно ли объединять то, что само не соедини­лось в жизни? Когда-нибудь, под корочками одного словаря или учебника «русской классики ХХ века», но не теперь. Не ведаю, каково «там» будет Дедкову, но мне, например, было бы тяжело увидеть и услышать на его вечере Проханова, хорошо зная пролегавшую между ними пропасть. А ведь есть, живы ещё и более близкие, чем я, люди. (Не только у Дедкова, но и у Глушковой, конечно.) Мир и война - это всё-таки очень разные - не позиции даже, а человеческие субстанции. Дедков - человек мира. «Слезинка ребёнка» для него, как и для Достоевского, - не аллегория и не слюнтяйство. Что уж тут о реках крови и океанах боли, которые кладутся в основу пускай и пушкинской строки. (А если - ельцинского «рынка»? А - «мировой демократии»? У каждого своя гармония...) Таков Божий мир? Значит, стрелочник изначально направил состав не туда. Вот главное, по-моему, что человечество постигает из русской классики. Атеизмом тут и не пахнет. Бог не в том, что есть, а в том, чему следует (по совести) быть. А по совести не только люди, но и тигры должны были родиться травоядными. Может быть, это наивно, но я действительно так думаю, и любая другая логика для меня - иезуитство. Октябрь 1993-го - важный, но не самый полноценный критерий для объединения. Хочется чего-то иного, кровного, о чём пытался сказать Мандельштам,: «Мне на плечи кидается век-волкодав...» Вызывает завистъ, насколько всё-таки единородной в своей гуманности и в демократизме была наша старая классика (Леонтьев, конечно, выпадает, может быть - Горький, кто-то ещё, - немногие и не крупнейшие). 

Спасибо Вам за Ваши письма. Они и поддерживают, и побуждают к размышлениям. 

«Подорожник» - чудная книга. Для меня загадка, как Вы запоминаете и, спустя часы, а то и дни, переносите на бумагу длинные рассказы в авторской интонации со всеми подробностями. Ситуации, реплики - да, и во мне остаётся, но целые истории? Но тем живей и дороже попавшие в книгу портреты и мысли.

Дата: 19.12.04 

От кого: Валентин Курбатов 

Кому: Сергей Яковлев 

Напишите мне немного после вечера, Сергей Ананьевич! 

Как там всё было у Дедкова? Что доносилось от Глушковой? Мне жалко, что Вы не знаете её публицистику (на вечере должны были продаваться не только стихи, но и том публицистики - они вышли одновременно). Репутация Татьяны Михайловны составлена дурными людьми и теми, кто был прежде дружен с нею, но кому она не простила потом их «патриотятины», как она звала патрио­тическую публицистику «Завтра» и «Нашего современника». Она была лучшим продолжателем К.Н. Леонтьева, которого Вы, кажется, тоже недолюбливаете. Но когда сейчас я читаю его, я всё с большей привязанностью думаю о нём, о его сопротивлении всеобщей уравнительности мира, и о том, что все национальные движения в конце концов кончаются омерзительной либерализацией, в которой человечество становится неразличимо и высокая народная традиция уходит пос­тепенно на сцену, на продажу, к Бабкиным и Кадышевым. Как ушло оно, нацио­нальное движение, таким образом у греков, у сербов, у болгар, которые, кажется, не продавали нас только из лени. 

Патриотизм Татьяны был строг и мужественен. И требователен - что особен­но было неприятно её товарищам, привыкшим ходить в «патриотах» даром, без труда служения, без стояния, без нелицеприятного разговора со своим народом. Это был ум могущественный. Переписка с нею была всегда трудна мне. По неде­ле не решался открыть конверт, потому что знал, как трудно будет отвечать. Её мысль всегда была проведена неуклонно - как в статьях, так и в письмах, - под­чёркивания, курсивы, разрядки. Не увильнёшь, не отговоришься непониманием. Видно было, как она одинока, - разве я мог быть ей собеседником? Но она писала, вслушивалась, искала людей, кому была бы дорога Россия, как она была дорога ей - до настоящего страдания. Очень жалею, что два эти вечера нельзя было соединить и услышать друг друга, потому что нельзя делить Родину. А так опять разойдёмся на «чистых» и «нечистых», а проиграем сами себя и своё дело.

Дата: 21.12.04 

От кого: Сергей Яковлев 

Кому: Валентин Курбатов 

Дорогой Валентин Яковлевич! 

Вы как всегда были правы. Примите милосердно моё покаяние. Я ведь не ведал, что речь о параллельных вечерах в один час в одном доме! Думал, насчёт объединения - Ваш умозрительный вывод, и стало немножко обидно за Дедкова (почему не дать ему своё время и свою аудиторию?). Вам издалека видно больше. То и получилось, что Вы предвидели: Аннинскому, например, пришлось бегать с вечера на вечер, чтобы успеть сказать тут и там... 

Но это всё «механика». Понимаю, что Вы правы и в более существенном. Иногда просматриваю Ваши письма и запоздало вижу, что не услышал Вас, отвечал «со своей колокольни», по-накатанному, а надо было вдуматься. Простите. В этом смысле (и в этом тоже) Вы мне необычайно много дали, хотя и не знаю, идут ли такие уроки впрок, да и Вам от этого, конечно же, не легче. 

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука