Читаем Живая человеческая крепость полностью

...Мне бы не надо сознаваться, что я принял основную мысль романа, но сму­тился художественной растерянностью, а только это действительно так. Текст ослаблен слишком домашней исповедной нотой. Исповедь - есть непременное условие настоящей прозы, но когда она становится «слишком домашней», чита­тель закрывается. Когда меня искушают писать прозу (а время от времени кто-то непременно советует бросить неблагодарный жанр критики и уйти в сочини­тельство), я даже не обсуждаю, потому что слишком знаю эти дорогие страницы русской прозы, которые нельзя написать, не будучи одарённым Господним даром. Силы-то есть, и знание есть, а только куда же от себя-то денешься. Меня часто ругают, что в переписке с Виктором Петровичем я отказал в праве называться великим прозаиком Фёдору Абрамову, и даже Виктора Петровича, который его таковым считал, смутил, так что он тоже поддакнул мне. Меня укорили в этом не далее как неделю назад в Иркутске. А всё-таки я стою на своём. Абрамов прекрас­но знал, «как надо» писать деревенскую прозу (не зря долго работал на кафед­ре советской литературы), но писал её в точном соответствии с требованием нормы. И всё в его прозе верно, а однако поставить её в театре смог только Лев Абрамович Додин. То есть не то что смог, а поставил. А русские режиссёры даже не пытались, потому что бессознательно знали, что там правда, взвешенная на аптечных весах, и им было скучно. И принимали Додина так пылко, потому что это было назывное определение России (и в России, и за пределами) - без тайны, без ужаса молчания, которым только и можно как-то передать наш народ. Это умеет Распутин, это умел Астафьев, и из них хороших спектаклей не получится. Тут я даже развивать ничего не буду, чтобы не прослыть тем, чем не являюсь. А Вы мне действительно после романа стали дороги. И я жалею, что не прочитал его раньше - до встречи. Можно было бы говорить сразу «вперед», минуя «пере­днюю», где мы чаще всего останавливаемся.

Дата: ноябрь 2004 

От кого: Сергей Яковлев 

Кому: Валентин Курбатов 

...Ваш прекрасный очерк «Дом у дороги» торжественно стоит в плане январского номера Родины [7]. Я должен был первым делом написать Вам об этом, но сбился на свои переживания. Простите. 

На что ещё журнал может надеяться? Возм,ожно ли продолжение «музейного» цикла, так удачно Вами начатого для нас? Или портреты, но уже - из других «профессий»? Или, м,ожет быть, что-то из «Подорожника», не вошедшее в книжку [8]? 

Подумайте об этом. Благодаря Вам журнал исправляет свои кривобокость и суту­лость, поэтому я горячо заинтересован в Вас как постоянном авторе «Родины». Мои сотрудники, как можно судить по первым откликам, - тоже. 

И еще: Вы такой один, но в Вашем поле зрения должны быть достойные очеркисты, которые неизвестны мне, а возможно, и вообще в московских журналах. Был бы очень благодарен Вам за подсказку. Всё-таки я не хочу отступаться от собирания современных русских очеркистов, пускай эта затея и кажется на первый взгляд безнадёжной. 

Об Абрамове и Додине так, как Вы, никогда не думал. Всегда ценил обоих (по-разному), а Ваш подход - совершенно для меня фантастический. Но Вы, скорее всего, правы, и с этим придётся свыкнуться. Да писали ли Вы об этом специально (именно о них двоих), излагаете ли вообще публично подобные переворотные идеи? Ведь такое должно бы иметь бешеный успех? 

Что до моих вкусов, для меня современ­ный театр оборвался на еврее Товстоногове. После него всё скучно как повинность. Ещё один «просто» художник (и какой!). 

Спасибо Вам за читательский труд. Сам я читаю медленно и мало и знаю, насколько это тяжело...

Дата: ноябрь 2004 

От кого: Валентин Курбатов 

Кому: Сергей Яковлев 

...Походил три дня по Михай­ловскому. Санитарный месяц. Ни души! Только ветер гудит в вершинах, будто где-то далеко идёт поезд. Поползни деловито переворачивают листву, выискивая зазевавшуюся мелочь. Последние золотые листья на ябло­нях как птенцы перед отлётом. В семь уже темнота непроглядная. Решишься зайти поглубже в парк - дорожки не видать, рискуешь наткнуться на ветки и тотчас вспомнишь, что осенями здесь часты волки - даже в парке. И сразу что-то зашуршит во тьме, запоскрипывает... Нет, лучше обратно - к свету. А он-то как - барин-то. Тоже ведь, наверно, выйдет на минуту на крыльцо и скорее обратно. Тяжело, тоскливо, нестерпимо. Поневоле взвоешь, как подумаешь, что тебе надо тут сидеть и год, и два. 

Про очеркистов для «Родины» ничего сказать не могу. Они вообще куда-то подевались. Немоден сейчас этот жанр - все сразу в прозу бегут. Поговорите с Дмитрием Геннадьевичем Шеваровым. Вы его, верно, не раз читали. Особенно в «Первом сентября». Так нежен и чист, так тонок и бережен, что даже уж и страш­новато - как могла сохраниться такая душа в нынешнее время. Он пишет именно очерки. Позвоните, сошлитесь на меня и встретьтесь - увидите, что за чудо!..

Дата: ноябрь 2004 

От кого: Сергей Яковлев 

Кому: Валентин Курбатов 

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука