Живая вещь

— В день её смерти, — подхватила Клеменс почти не дрогнувшим голосом, — я пришла к ней с очень личным делом, весьма щекотливым, а она повела себя так мудро, так мягко и терпеливо… хотя дело было совсем не из приятных…

Не в этот ли миг Дэниел почувствовал, что ему уже совсем невмоготу, что он готов совлечь с себя земную шелуху?[267] В ушах поднялся вихрь, в глазах отпечаталась тёмная решётка камина, зловеще подсвеченная изнутри пламенем, — отпечаталась и странным образом легла на благообразное лицо Гидеона, деля его на пылающие квадраты: вот этот — с глазом, а вот здесь — жёлто-бородатый кусочек…

— Она принадлежала… — говорил Гидеон, — принадлежала нам всем. И мы все скорбим и хотим разделить с тобой твоё горе. Помолимся же о ней! Возлюбленный наш Отец, ведающий о скорби людской, отдавший Сына своего во искупление грехов наших…

— Убирайтесь, — сказал Дэниел. Он встал и указал на Клеменс: она ещё смела повидать Стефани после него, и на неё растратились слова, которые…

— Всё-таки тебе нужна помощь, — сказал Гидеон.

И тут Дэниел ударил его. Что-то Дэниелом овладело — его тяжёлый кулак с хрустом врезался в лицо Гидеона и отдёрнулся уже в крови. На мгновение он ощутил покой. Затем ярость снова взметнулась, ещё выше.

— Вон! — приказал он Клеменс. — Вон отсюда. Немедленно!

— Лучше было бы взять на время детей… — чуть слышно пролепетала она.

Его взгляд упал на юбку с пятном от печенья.

— Прочь. Уйдите!..

Мэри плакала, спрятавшись за креслом миссис Ортон. Уильям стоял в кухне, вжавшись в угол, прильнув щекой к прохладному белому боку холодильника, его личико побелело.

33 Три линии

В домике на Учительской улочке вновь собирались семьёй на чай. Большой коричневый заварной чайник на синей клетчатой скатерти светился мягким глянцем. В подставке стояли тосты, на английской фарфоровой тарелке с синими «китайскими» узорами лежали заранее поделённые на удобные кусочки бутерброды с маслом. Уинифред снова достала и выставляла на стол старую миску Маркуса с толстым ободком, на дне которой изображён сюжет стихотворения Александра Милна «Букингемский дворец»: выцветший Кристофер Робин с няней Элис наблюдают смену караула. Из этой миски ела Мэри, а Уильяму передали любимый детский набор Фредерики: чашку, тарелку и рюмку для яиц с кроликом Питером из сказки Беатрикс Поттер. Уинифред обжаривала в масле кусочки хлеба и нареза́ла их для Уильяма тонкими полосками, чтобы он макал их внутрь яйца всмятку. Ещё они пекли имбирных пряничных человечков. Уильям раскатывал тесто и делал по трафарету плоские звездообразные фигурки, а Уинифред брала Мэри на колени, к столу, и малышка вдавливала в них глаза-изюминки. Улыбки изготавливались из цукатов. Раньше Билл и Уинифред сидели в холодном молчании перед электрическим обогревателем с одной лишь работающей полоской; теперь она снова начала разводить настоящий дровяной огонь в очаге. Отсветы пламени играли на сияющих начищенных ложках и тёплом, хоть и обшарпанном дереве стенных панелей. На столе стоял букет хризантем, их бутоны — дивные шары из похожих на язычки пламени алых и золотых лепестков; Мэри тянула к букету ручки, их ласково отводили. Уинифред не могла сказать, что счастлива. Какое уж тут счастье? Но ей снова было ради чего вставать по утрам, и это вдохнуло в неё жизнь.

Месяца три назад вечером зазвонил телефон, она взяла трубку. Дэниел, отрывисто и быстро:

— Нужно, чтобы вы сейчас же приехали и забрали детей. Позаботьтесь о них, пусть пока поживут у вас. Вот сейчас вы мне нужны, вы поняли? Мне нужна ваша помощь!

— Что ты собираешься…

— Нет, никаких глупостей, это против моих убеждений. Но я не могу здесь дальше оставаться, иначе кое-кого покалечу. Вы должны понять.

— Да, но я… но они…

— С вами им будет лучше. Я уезжаю. Мне нужно уехать. Вы их заберёте?

— Конечно.

— Прямо сейчас приедете, сию минуту. Обещайте.

— Обещаю.

— Я дам о себе знать.

Она взяла такси. Когда добралась до маленького коттеджа, дети уже лежали в постелях. Она собрала их вещи, и они вместе уехали обратно. С первых секунд звонка она знала, что возьмёт детей, но не догадывалась, как это её изменит.

Звонков больше не было. Но время от времени приходили открытки. Судя по всему, он пробирался на юг. На картинках — Хоэрт, Ноттингем, Поттерис, соборы, вересковые пустоши и живописные болота, да незнакомые, ничего ей не говорящие главные улицы городков, освещённые фонарями на бетонных столбах. Привет Уильяму и Мэри.