Живая защита

Дементьев увидел, что сам он уже верит в придуманное дело. Теперь невероятным казалось оставлять контактные провода не защищенными от ветра. И это — в степном краю, где без конца одна буря сменяет другую!

Да и кому он делает хуже своими лекциями или новым делом с посадками? Никому? Так нечего сомневаться, раздумывать.

На следующий день Андрей Петрович пришел в контору так рано, что даже уборщицы не было. Подождал, не раздеваясь, и вскоре она появилась. По всему видно — обида в душе застряла, головы не повернула в сторону Дементьева.

— Наталья Ивановна!

Подошла, остановилась.

— Сходите за Барумовым.

Молча зашлепала растоптанными детскими ботинками. Дементьев знал: она всегда покупает обувь в детском магазине. Размер ботинок подходит, а цена почти наполовину дешевле, чем в промтоварном для взрослых.

Дементьев задумался. Не ошибается ли с Барумовым? Человек только начал работать на железной дороге, опыта никакого. Но ведь он — специалист! И по первому впечатлению — голова у него светлая. Ему и надо браться за новое дело…

Барумов был похож на колхозного бригадира в пору осенней уборки овощей. Лицо темное, грубое, обветренное холодом, губы потрескались. Зеленый брезент плаща и кирзовые сапоги будто специально для него прилажены каждой складкой. И сам Барумов словно другой одежды не знал. Привычно отмахнул заскорузлую брезентовую полу, привычно положил ногу на ногу в тяжелых сапогах.

— Как с посадкой? — спросил Дементьев.

— Терпимо. Уложусь до устойчивых морозов.

— Без тракториста?

— Одни с прицепщиком управляемся.

— Но он же не имеет прав тракториста! Экзамен по безопасности не сдавал.

— Знаю. А что делать? Вместо Матузкова никого не дали.

— Ищи сам.

— Разве я работник отдела кадров?

— Ты — начальник участка. За все в ответе.

Отлично. Барумов представляет, в каком положении оказался из-за прицепщика. По глазам видно: выжидает, насторожился. Но Дементьев ничего больше не скажет, поняли друг друга, и хватит.

— Я вызвал по важному делу, — сказал Андрей Петрович. Тихо, по-деловому, как равному по должности. — Я решил доверить вам… стать зачинщиком одного дела. Скоро будет контактная сеть. Для ее ограждения от ветра надо немедленно приступить к посадке специальных полос. Вот схема.

На листе желтой миллиметровки были начерчены вертикальные линии. Красная стрелка обозначила расстояние от рельсов до крайнего ряда деревьев. Барумов внимательно рассмотрел чертежик.

— Сделаем так. Поговорите со своими рабочими. Пусть обратятся ко мне с просьбой разрешить сажать полосы прежде всего для защиты электролиний. Инициативу обсудим на расширенном совещании. Разумеется, одобрим и приказом заставим делать на всех участках. Об этом узнают в управлении дороги… о вас узнают.

— Андрей Петрович, но здесь одни тополя.

— Правильно, чтобы выше и быстрее.

— Андрей Петрович, такой подход неверный. Защищать контактную линию под силу полосами, что сейчас сажаем. А здесь… Под тополями снег пролетит на путь. Оголим…

— Не о том говоришь! Надо с проводами быстрее! Вот почему будем сажать одни тополя.

— Извините, специалисты засмеют…

— Главнее люди есть.

— Андрей Петрович, если уж надо, то давайте б действующую схему введем тополя.

— Нельзя! Сама идея затеряется. Надо сажать не от всех бед, а только в связи с переходом на электротягу. Понял? Важна целенаправленность.

— Ясно… Андрей Петрович, а почему вам не выступить с вашей же инициативой?

— Гм… Не могу. Важнее, когда снизу.

— Но это обман, Андрей Петрович. Приказать можно, рабочие выполнят. Но выступать от их имени… Я не одобряю.

— Ясно… Вы свободны, — глухо, сдавленным голосом проговорил Дементьев.

Весь день у Барумова не выходил из головы разговор с Дементьевым. Забил же клин! Надо обязательно выступить на совещании. Но не окажется ли его выступление голосом одиночки?

Вспомнился Тузенков. Если начать с него? Нельзя ждать, когда на совещании проштампуют дементьевские тополя…

Хорошо бы подыскать в союзники еще одного начальника участка. Жаль, не успел близко познакомиться ни с одним из них.

Вечером, проводив рабочих на Кузнищи, Павел поехал в обратную сторону, в Сватовку. Темнело, когда он отыскал контору. Широкое окно, обращенное к снующим поездам, занимало полстены. Ярко светилась электрическая лампочка, по стене ползали огромные тени. На пороге лохматым крючком лежала рыжая собака. Зарычала, оскалилась.

— Барс! — ласково позвал Павел. Это было первое собачье имя, что пришло в голову. Не все ли равно дворняжке, как назовет ее незнакомый человек. В его голосе собака уловила что-то мирное, дружеское и вильнула хвостом.

— Барс! — повторил Павел и протянул руку.

Собака ткнулась мокрым носом в пустую ладонь, тут же отскочила к двери и оглушительно залаяла.

Дверь открылась. Вышел Тузенков. После яркого электрического света не сразу привыкнешь к сумеркам. Присмотрелся, расплылся в улыбке.

— Ты-ы-ы… Пошла отсюда! Ну, входи…