Навстречу стлался по дороге мокрый паровозный дым. С оглушительным лязганьем пронесся паровоз, замелькали серовато-красные грузовые вагоны. Плоские слои дыма обволакивали трактор, дробились и исчезали, словно проваливались сквозь землю.
— Думаешь, на посмешище выставляю?
— А мне все равно.
— Тебя никто не знает, смеяться-то над тобой.
— Ага! Сам сказал, никто не знает… А я должен призывать этих, кто не знает, а куда — и сам не ведаю.
Подъехали к балке. Спуск пологий, а все-таки надо поосторожнее. Гришка остановил трактор, вылез из кабины. По откосу пропрыгал вниз, постоял над гибким журчащим ручьем. Неглубоко. Плеск воды звучно раздавался под узким бетонным мостом. Там и глубже и опасней. Решил балку переехать здесь, а железную дорогу — не под мостом, а по переезду. Лишнего с километр придется проехать, зато уж нигде не застрянешь.
Взвыл мотор, разгребая под собой вязкий ил, все глубже уходил в землю трактор. Вода начала обтекать его спереди, колеса обдавали стекла кабины жидкой грязью. Казалось, радиатор вот-вот упрется в непроходимую стену земли и тогда, говори, приехали. Но колеса за что-то зацепились, над кабиной полетели комья желтой глины. На бугре через открытую дверь в кабину ворвалась холодная лавина ветра.
— Проскочили, — облегченно проговорил Гришка.
— А если б застряли?
— Ну ить не застряли! Чего каркать!
Рассердился. Конечно, после напряжения не сразу придешь в норму.
— Хорошо проехали, чего ж волноваться, — примирительно сказал Тузенков.
— А я и не волнуюсь. Подумать — ручеек!
Трактор подминал под себя размочаленные осенними дождями кусты бурьяна, огибал один за другим рябые, издолбанные железными «кошками» монтеров телеграфные столбы.
— Я недавно квартиру получил. Не скажу, что легко досталась. А если сравнить с другими, то, конечно, без труда. Мог бы и тебе помочь.
— Вот бы пьянка была!
— Пьянка пьянкой, а вот работа наша и квартирный вопрос — дела серьезные. Если, конечно, думаешь на моем участке работать, я устрою.
— А чего искать? Не семейный, зарплаты пока хватает.
— Так вот, Григорий, давай по-серьезному. Нам вместе работать долго. Давай помогать друг другу. Тебе ничего не стоит подписать.
Гришка досадливо сплюнул в окно.
— Опять… Ну чего пристал? Помогать, я понимаю, делом, а не брехней.
Тузенков отслонился от Гришки.
— Ни черта не понимаешь!
— А не понимаю, так и не приставай.
— Никто не пристает… Вот прикажу — и подпишешь. Думаешь, начальника участка нет?
Гришка промолчал. Он не сводил глаз с дороги, о чем-то думал. На переносице обозначились морщинки, будто проработал сутки без отдыха.
— Кулаком начинаешь перед носом?
— Напоминаю.
— Насчет начальника знаю. А все равно не подпишу. На твой приказ плюю вилюшечкой с верхнего этажа.
Сказал спокойно, рассудительно. Что ж, на упрямых Тузенков тоже упрямый. Полез в полевую сумку, достал свернутый вчетверо лист.
— Останови.
— Переезд пока открытый, надо проскочить.
Что ж, резонно, Тузенков подождет. Трактор уже свернул на каменный настил, как перед самым носом красными кругами замигали спаренные фонари, тотчас перегородил дорогу куцый, в красно-белых полосах шлагбаум.
— О-от… не успели! — проворчал Гришка.
Поезда еще не видно. Сзади подъехал самосвал, к нему прилип черный мотоцикл с коляской. Стоять пришлось долго. Промчался один поезд, шлагбаум не успел подняться, а с обратной стороны показался встречный состав.
— Не все ль одно стоять? Займемся делами.
— На переезде водителю отвлекаться нельзя, — официальным тоном заявил Гришка.
Лениво поднялась полосатая преграда. Переехали. На дороге в сторону черной пашни Гришка свернул на заросший летом ребристый след гусениц. Трактор остановился.
— Ну, чего?
— Подписывай. — Тузенков швырнул бумагу на колени тракториста.
Гришка раздвинул ноги, бумажка провалилась к педали.
— Поедем или постоим? — наивно спросил он.
Тузенков посмотрел в его нахально открытые глаза, почувствовал, что надо ломать немедленно. Иначе опоздаешь.
— Имей в виду, в моих правах испортить твою биографию.
Ожидал, что угроза взбеленит Гришку. Начнет орать, псих свой показывать. Тогда и надо укладывать на лопатки, дожимать. Но Гришка сидел так, словно угроза не касалась его. Сидел и, чуточку вытянувшись вперед, поглядывал, как малолетка из детской коляски.
— Лошадь на четырех ногах — и то спотыкается. Где-нибудь напорешься. Придешь кланяться, чтобы выручил. Все припомню…
А он по-прежнему поглядывал да языком шарил по зубам своим, будто мясо застряло.
— И на зарплате отразится. Одну и ту же работу могу расценить и так и этак. Предупреждаю, потом не жалуйся. Оправдание себе всегда найду.
Гришка повернулся круто, и тогда заметил Тузенков, как жестко смотрели его глаза.
— Иди ты… знаешь!
— Материться вздумал? Хулиганишь! — зашипел Тузенков. — Коллектив участка подводишь… Можем занять первое место, а ты — палки в колеса. Подписывай! И сразу дело пойдет по-иному.
— Эге… Подожди продавать шкуру, сначала убей медведя.
— Перестань! Издевательства не прощу. Если не подпишешь, отстраню от работы.