Живи без боли

При этих словах доктора сердце Марты начинает колотиться, она покрывается потом и едва может дышать. Пульт сигнализации в ее мозгу, миндалевидное тело, переключается в режим повышенной готовности; звенит сигнал высшей степени опасности, активируя режим «бей или беги», – реакция организма на стресс, о которой мы уже говорили. И вот уже каждая клеточка ее тела утопает в гормонах, включая гормон стресса кортизол, адреналин и пр. Мозг Марты готовит ее тело к бегству от опасности, хотя она ничего не может поделать, чтобы отразить диагноз, который доктор только что сообщил ей безо всякого утешения или надежды.

Рациональный передний мозг Марты пытается убедить миндалевидное тело, что это не так, что ей нужно сохранять спокойствие и расспросить доктора, пока он еще не ушел. Но уже слишком поздно. Миндалевидное тело уже захватило контроль, и Марта не может запретить своему организму и мозгу и дальше насыщать клетки стрессовыми гормонами.

К несчастью, когда миндалевидное тело активизируется и запускается реакция на стресс, природные механизмы нашего тела, направленные на поддержание здоровья, облегчение боли, борьбу с инфекцией, замедление старения и т. д., отключаются. У Марты растет уровень физической боли. Взлетают отчаяние, тревога, страх и депрессия. Боль усугубляется, сон ухудшается, замедляется обмен веществ. Защитные механизмы тела по-прежнему отключены. Организм Марты теперь работает против нее, и травма, нанесенная диагнозом, остается с ней, повышая шансы на то, что прогноз доктора сбудется.

Это всего лишь моментальный снимок того, что происходит в вашем организме, когда вам ставят серьезный диагноз. Как видите, иногда диагноз сам по себе становится действующей разрушительной силой, усугубляя боль, которую вы испытываете, и не давая вам выздороветь. Как же нам разорвать этот порочный круг?

Освобождаемся от воспоминаний о диагнозе

Вики была одной из трех слушателей, вызвавшихся подняться на сцену, чтобы рассказать о том, как им ставили диагноз. Это было первое утро моего трехдневного семинара по избавлению от боли, поэтому почти все еще чувствовали сильную боль. Пока Вики слушала, как Томас, сидевший рядом с ней, рассказывал свою историю, по ее лицу бежали слезы. Когда пришел ее черед, я спросил, как она себя чувствует.

– Я переживаю из-за своего диагноза… боюсь его, боюсь за свое будущее, из-за того, что мне внушили люди в халатах, – ответила она, по-прежнему в слезах.

– Как сильно и где у вас болит? – спросил я.

– Около восьми, в пояснице слева.

– А как насчет эмоций?

– Полный раздрай.

Диагноз явно травмировал Вики, и с помощью слез ее организм пытался выплеснуть ту эмоцию и энергию, что скопились внутри нее с того дня. Чтобы помочь этому процессу, я попросил ее рассказать о том, как ей поставили диагноз, постукивая при этом по точкам.

– Я надеялась… что все не может быть так плохо, что есть какое-то волшебное средство, волшебная пилюля… а потом: нет, диагноз поставили слишком поздно, никаких волшебных пилюль, волшебных средств, никакого волшебника-доктора. Ты окажешься в инвалидном кресле, и, может быть, когда тебе будет семьдесят, через двадцать лет, тебе сделают операцию.

Я попросил ее нарисовать картину того дня, того, что происходило до, во время и после сообщения о диагнозе. Она сказала, что сидела в смотровой. Ей было страшно. Доктор вошел в комнату и с порога заявил: «Ваш позвоночник отклонился от оси на пятьдесят градусов. Он не выдерживает. Вы стали ниже почти на четыре сантиметра. Это будет прогрессировать. Операция не поможет. В вашем возрасте это опасно для жизни; вы не подходите. Подождите еще лет двадцать, когда вам, скорее всего, понадобится инвалидное кресло, и тогда посмотрим». Почти сразу же он вышел из комнаты, оставив Вики наедине с ее смятением.

– Что вы почувствовали, когда он сказал это? – спросил я.

– Потрясение, – ответила она. – Потрясение и внезапность диагноза ударили меня сильнее всего… эти жестокие слова… Он мог бы смягчить это, сделать все, что угодно, но не сообщать мне об этом так. Он не оставил мне никакой надежды.

Чтобы справиться с травмой тех первых минут, когда Вики услышала свой диагноз, я помог ей простучать потрясение и страх, которые она испытала в тот день, а также жестокость, которую проявил к ней доктор. Кроме того, мы простучали ее ощущение безнадежности, закончив словами: «Но, может быть, есть капелька надежды… это все, что мне нужно… чтобы расслабиться… и найти способ вылечиться». После нескольких раундов я спросил, как она себя чувствует.

– Я успокоилась и уже немного оптимистичнее смотрю в будущее, – ответила она.

– Но ведь доктор сказал, что надежды нет, – быстро возразил я, желая проверить ее новый настрой.

Она кивнула.

– Да, – спокойно сказала она, – но я сама могу увидеть надежду. И я знаю, что увижу. Если бы я поверила ему, я бы сюда не пришла.

Зал взорвался аплодисментами. Вики улыбнулась и решительно кивнула.