В ходе наших многочисленных бесед, отец Вячеслав часто сетовал на то, что он не может полностью реализовать себя в роли священника. Ведь, к сожалению, православие сегодня это религия для больных людей. Человек приходит в церковь только тогда, когда в жизни у него случается какое-то огромное горе. В обычном же своем состоянии редко кто задумывается о душе и обращается к Господу. Вот и приходится иметь дело в основном со стариками да с нищими, которые считают, что батюшка по первому же их зову должен бросить все – свою семью, детей, службу и срочно прибыть для утешения какой-нибудь полоумной старушки. Особую радость отцу Вячеславу всегда доставляли дети, которые однажды побывав в храме, продолжали сюда ходить уже самостоятельно. Многие из сирот и беспризорников, неизвестно какими путями попав в церковь, оставались, чтобы помочь в меру своих сил и даже поучаствовать в службах. "Церковь жива, пока в ней есть дети", – говорит отец Вячеслав. "Ведь дети – цветы нашей жизни". И с этим нельзя не согласиться при всей кажущейся банальности этих слов.
Как-то в очередной раз, придя к Славе в гости, я буквально лицом к лицу столкнулся с изрядно пьяным бородатым человеком. Я решил, что и здесь его не оставляют в покое бомжующие странники. Однако выяснилось, что это был его коллега, такой же батюшка. "Добрый человек и хороший священник, только алкоголик", – охарактеризовал его мой одноклассник. Впервые встретившись с такой "нелогической категорией" как "батюшка-алкоголик", я даже призадумался. В другой раз я рассказал отцу Вячеславу о том, что один из моих знакомых принял крещение в одном из центральных городских храмов. На что Слава, к моему удивлению, ответил, что теперь моему приятелю нужно немедленно "перекреститься" заново в другом храме, так как тот, первый храм – раскольнический и в нем, следовательно, нет Бога!
Не прошло и пары лет службы отца Вячеслава в должности настоятеля кладбищенского храма, как его отстранили от занимаемой должности. Ведь он и не думал "остепеняться" и продолжал "искать славы" в больницах и тюрьмах, расположенных на территории чужих приходов. Его сослали в такую дальнюю деревню, что теперь у него просто не было физической возможности заниматься прежними "глупостями". А на его, достаточно теперь теплое и "прикормленное" место, назначили спокойного и послушного отца Николая.
После многочисленных и безуспешных попыток найти свое место в духовной жизни большого города, отец Вячеслав вместе с семьей уехал строить новый храм в Тверской области. Вполне вероятно, что и сейчас он находится где-то там. К сожалению, наши пути разошлись, и я не знаю дальнейшей судьбы моего уважаемого школьного товарища.
Антоний Сурожский
Впервые этого замечательного человека я увидел на одном из телевизионных каналов. Этот канал тогда еще был православным и принципиально не показывал разнообразных ужасов, которых и так хватает в нашей жизни. Честолюбивого, а скорее всего финансового заряда, однако, хватило ненадолго. Сейчас этот канал, несмотря на свое прежнее название, ничем не отличается от всех остальных, хотя здесь все еще можно время от времени увидеть проповедь "на сон грядущий". А почему бы и нет? Между дьявольской рекламой и безвыигрышными денежными лотереями православная проповедь очень даже не помешает! Обычно какой-нибудь очередной упитанный и самодовольный батюшка, словно детей в младшей группе детского сада, учил зрителей жизни и премудростям христианского миропонимания. При этом было видно, что он просто отрабатывает свой хлеб, автоматически повторяя заученные истины, и не особо веря в то, что говорит.
Здесь же был совсем другой случай. Антоний Сурожский не учил жизни. Он просто делился с нами, словно с самыми близкими людьми, своими сокровенными мыслями, рожденными непрестанным духовным общением с Господом. Было удивительное и почти физическое ощущение тепла и благочестия, исходившее от этого мудрого старца. При этом глаза его смотрели прямо в душу, а голос звучал не в телевизоре, а в центре нашего сознания. Иногда складывалось ощущение личного присутствия этого человека здесь, рядом. Казалось, что он разговаривает именно со мной. И от такого доверия хотелось буквально открыть душу навстречу его горячим праведным словам. Его спокойная, тихая речь ложилась на сердце, словно высочайшее откровение, полученное в момент возвышенной молитвы. Он говорил то, к чему я только готовился подойти. Он выражал мои собственные мысли гораздо лучше, чем я сам мог бы их сформулировать. О самых сложных и, казалось бы, отвлеченных понятиях он рассказывал просто и убедительно. На языке какой-то непостижимой в своей чистоте и ясности, высшей реальности. Его каждое слово наполняла такая доброта, что порой казалось – устами этого выдающегося человека говорит сам Господь!