Живое Золото (СИ)

Дело в том, что в двадцать первом веке, когда человек умирал, его тело перерабатывали и превращали в портрет усопшего - плоский, в полный рост, размером с ладошку, похожий на пряничного человечка. Такие брикеты-портреты могли храниться несколько столетий. В склепе Левиафани было около полусотни портретов, стоявших внутри ниш в серых гранитных стенах. Посреди склепа под колпаком из стекла горел факел - символ памяти об усопших. Среди тишины громко тикали часы, отсчитывавшие время до воскресения всех умерших.

Ольга стояла молча, держа в руке дымящуюся палочку с восточным благовонием. Светло-розовый дымок улетал в нишу, где на подставке стоял портрет её недавно скончавшегося отца. Воздух постепенно наполнялся тонким, неуловимым ароматом.

Руки Левиафани, одетые в жёлтые перчатки по локоть, казались неестественно длинными. Тонкий стан чуть изгибался назад. Ольга напоминала большую, длинноногую птицу, не умеющую летать, но ходящую по земле с царственной величавостью.

- Понимаешь, Оля... - бессвязно начал объясняться Андрей. - Я хочу сказать, что мы... то есть я... теперь, когда я избран... понимаешь...

- Я всё знаю, - тихим, низким голосом прервала его Ольга. - Мне друзья всё сообщают, что в высших кругах творится. Ты хочешь стать императором. Или погибнуть... Зачем ты этого хочешь? Ну, зачем тебе это нужно?

- Я... это... Я хочу изменить Россию, - запинаясь, проговорил Рублёв.

- Ты выбрал не то слово, Андрей. Не изменить, а преодолеть. А преодоление России - задача запредельная... Лучше подумай обо мне. Жить со мной, быть вольным художником - это ведь лучше! Так ты большую пользу России принесёшь...

- Может быть... Но я все-таки человек. Я люблю себя, да. Люблю! И хочу славы. А стихами её в наши дни не добьёшься.

Брови Левиафани удивлённо поплыли вверх, лоб и переносица чуть наморщились.

- Слава - это почётная форма позора. Ты разве этого не знаешь? - Ольга бросила на юношу вопрошающий взгляд. - Ты будешь править, а газетчики по всему свету будут мыть твоё грязное бельё... Если ты думаешь, что это почётно, то ты ошибаешься.

- Может быть... Но я не только славы хочу, но и власти.

- Приятнее хотеть власти, чем иметь ее. Мой отец имел её - и всё потерял... Вот он - куколкой на полочке стоит, - изящным жестом девушка указала на плоскую фигурку в нише. - И всё оттого, что Григорию Восьмому не угодил... Мнениями не сошлись.

- Не будем воспоминать о Восьмом. Его давно все прокляли... Его сожгли и прах по ветру развеяли. Пыль, пыль - всё пыль... И цари - пыль. И все люди пыль. И жалеть их нечего.

- Да... Верно говоришь. Но пыль, она хорошо помнит всех, кто по ней прошелся, - сказала Ольга, мелодично постучав пальцами о серую полочку под фигуркой отца. - Где пыль, где грязь, там и жизнь. И тебя вся пыль, по которой ты пройдёшься, запомнит... И потом на твою могилу ворохом ляжет.

- Ну, это уже мне всё равно будет. Трава не помнит, на чьей могиле растет - героя или подлеца. Ей все равно, чьи соки сосать. Так и пыли твоей.

- Ой, ошибаешься... - Ольга на минуту замолчала, а потом продолжила -уже другим голосом. - Надоело мне спорить обо всём этом. Давай лучше помолчим. Послушаем тишину... На прощание. Ей есть что нам сказать. Обоим...

Молодые люди сели на небольшую скамеечку у стены склепа. Андрей довольно долго молчал, голова шла кругом - не то от похмелья, не то от опьянения властью. Ольга тоже молчала, показывая всем своим видом, что ей нет дела до его размышлений. Её голова с аккуратно убранными в каре волосами чуть наклонилась назад, но спина была прямой, как струнка. Губы чуть шевелились - девушка беседовала с усопшими...

Когда Андрею надоело к прислушиваться к презрительной тишине, он решил кончить этот спектакль, добавив в него нотку фарса. Не произнося ни слова, юноша сделал вид, что умирает - поник, откинул голову и замер без движения. Ольга спросила, что с ним. Андрей молчал. Ольга затормошила его -никакой реакции. Ещё не протрезвевший юноша пытался изображать смерть, хотя моховым перегаром от него пахло, как от живого. Левиафани тряхнула друга ещё раз и - вопреки всем ожиданиям Рублёва - встала, прикусила губу и, запрокинув голову, прямой походкой вышла из склепа.

- Когда надоест быть мёртвым, возьмёшь ключ в папиной нише и выйдешь, - сказала она перед тем, как закрыть дверь.

Отношения были испорчены.

Любимая женщина была потеряна навсегда.

Путь к престолу был свободен.

СВОБОДЕН НАКОНЕЦ

Когда Андрею надоело быть мёртвым, он покинул склеп Левиафани и пешком направился к центру Острога. На душе было пусто и светло. Всё прежнее закончилось, миновало, прошло; начиналось что-то новое, неизвестное, пьянящее... Андрею не хотелось идти домой, и он долго бродил по грязным улицам в англовском квартале Острога. Здесь жили беженцы, промышлявшие попрошайничеством, гаданием, а иногда и воровством. К таким людям Рублёва тянуло с детства.