"Сядь... Тебе что, тяжело? Вот лекарство прими, - шепнула Берг. - Уснёшь ненадолго, зато потом всё как рукой снимет..." Андрей согласился.
Итак, лекарство выпито. Андрей лежит на белоснежной постели и медленно засыпает. Кровать плывёт куда-то, летит в пространстве, словно ковер-самолет... Летит, летит... Какой-то жесткой она становится, неудобной... Что это? Он лежит на тюремных нарах! Опять?... Он что, все время находился здесь, в предвариловке, и ему всё это снилось - ад и рай? Андрей проваливался изо сна в сон, из жизни в жизнь... там было всё -и слава, и позор, и богатство, и нищета, и свобода, и рабство... И всё это было одно и то же...
- Что разоспался? Вставай, Рубль, вылезай из камеры! Кончилось твоё время... Тебя переводят во дворец!- раздался где-то сверху грубый окрик. В камеру хлынул свет - ослепительно яркий. Чьи-то руки схватили Андрея подмышки и потащили наверх.
Что-то там, наверху, ждало его? Неизвестно. Но страха Андрей не чувствовал: после этих снов он был готов был ко всему.
ДОПРОС В ЗЕРКАЛЬНОМ ЗАЛЕ
Два молчаливых сотрудника Ареопага взяли меня под руки и повели куда-то по длинному изогнутому коридору, наполовину погруженному во тьму. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел, что с двух сторон коридора стоят люди в военной форме, - похоже, солдаты, и у каждого из солдат в руках есть винтовка.
Как только я приближался к очередному солдату, тот заряжал винтовку и целился неудавшемуся мне прямо в висок. И - опускал винтовку, видя, что я прохожу мимо.
Холодный блеск поднимающегося ствола... Взлёт курков... Взгляд чёрного дула... Напряжённая, злая, вибрирующая тишина... Путь сквозь строй по лабиринту длился около часа. Все это время перед моими глазами мелькали дула ружей, целящиеся в меня.
Один солдат даже улыбался, поднимая ружье. Во рту его поблескивал вставной золотой зуб. Другой солдат, наоборот, смотрел на меня с полными тоски глазами, словно жалея молодого человека.
"Что это такое? Издевательство? Или казнь? - проплывали мысли в моём мозгу. - Ведь любой может пальнуть в меня... Выстрелит? Или нет? И сколько это будет длиться? И что... что ждет меня в конце пути? А?... Черт знает что".
Моё сердце трепыхалось... Но солдаты опускали ружья, как только я проходил мимо. А путь по коридорам все не заканчивался...
Наконец, после часа мытарств сотрудники Ареопага привели меня в большой зал, где все стены были увешаны зеркалами, - маленькими, квадратными, расположенными под разным углом друг к другу.
В каждом из этих зеркал я видел своё лицо, при этом у каждого отражения был явно свой, непохожий на других характер. Один из зеркальных Рублёвых имел молитвенно-возвышенное выражение лица, другой - лукавое и азартное, как во время игры, третий - весёлое, разгоряченное, со хмельком в глазах. Ещё один зазеркальный Андрей был непричёсан и лохмат, нос его был измазан чернилами. Отражения перемигивались, делали друг другу знаки, ссорились и мирились - по их выражениям было видно, кто с кем дружен, а кто с кем нет.
В зеркалах не отражались только трое людей в чёрных мантиях, сидевших за столом в середине зала. "По-видимому, это судьи", - догадался я. - "Они будут решать, что со мной делать. Ну, пусть решают".
После всего пережитого я проникся каким-то равнодушием к своей судьбе. На свою жизнь я теперь смотрел словно со стороны. То, коронуют меня или казнят, было мне интересно только как следующий этап сюжета. Отчаяние моё постепенно превратилось в отстранение, а затем - в художественную зоркость. Мне казалось, что, если меня поведут на казнь, я вполне смогу считать пуговицы на одежде своего палача...
Я сидел на круглом стульчике напротив судей и молчал. Судьи молчали тоже. Первый из них, грузный широкоплечий мужчина лет шестидесяти, с горбатым носом, тяжёлым подбородком и маленькими заплывшими глазками, бросал быстрые взгляды на подсудимого и своих коллег. Чувствовалось, что он почему-то сильно нервничает. Его тоненькие усики и эспаньолка, комично смотревшиеся на широком лице, постоянно подрагивали.
Второй судья, невысокий коренастый мужичок лет сорока, имел такое выражение лица, словно у него сильно испорчено пищеварение. Длинный узкий нос его растерянно болтался в пространстве: судья словно клевал им невидимое зерно. В коротких жилистых пальцах он терзал измочаленный полосатый платочек.
Третий сидевший за столом - длинный старичок с большими залысинами на седой голове - напоминал штопор, только что вытащенный из пробки. На его вытянутой физиономии проступали темные пятна странного фиолетового оттенка, - возможно, аллергические. Мантия его тоже была покрыта сальными пятнами.
Несколько минут растерянные судьи и отрешившийся от всего земного наследник престола молча буравили друг друга глазами. Потом я понял, что разговор предстоит начать мне - дабы мои судьи не разнюнились окончательно.
- Ну что? Здравствуйте, господа! -сухо произнёс я. - Вы - судьи, как я понимаю... Судя по костюмам...