- Да-да-да, - зачастил первый судья. Он говорил быстро, глухо, тихо. Его речь по звуку напоминала стук пересыпающегося гороха. - Да-да-да.
- Тогда назовите себя, а то - вы меня, судя по всему, знаете, а я вас - нет...- предложил я.
- Да-да. Да-давайте представимся. Мангольд, Иван Иванович, - протараторил первый судья.
- Руслан, Пётр Аркадьевич, - медленно выговорил второй.
- Минус, Лев Николаевич, - отчеканил третий. - Мы - судьи Ареопага Срединного царства. Мы должны решить вопрос о вашей пригодности к правлению...
- Вы, н-надеюсь, извините нас за наше волнение, - чуть заикаясь, подхватил Мангольд. - Наша собственная с-судьба зависит от верности нашего р-решения. Если мы неверно определим ваши качества, если коронуем непригодного человека или казним нужного, нас самих к-казнят. Поэтому попрошу б-быть с нами максимально честным и прямо отвечать на наши в-вопросы.
- Никогда ещё мы не решали вопросов такой важности, - проговорил Руслан, поднося к уголку глаза платочек. - Сейчас от нас зависит судьба империи. Поэтому просим вас: не лицемерьте, говорите нам только правду.
- А если вы солжёте, - твёрдо заявил Минус, - ваш стульчик ударит вас электрическим током в самое ценное место. В сидение встроен новейший детектор лжи, определяющий честность допрашиваемого по движениям и температуре ягодиц - ничто не отражает нашу искренность так, как эта часть тела... Да, забыл добавить: если вы будете постоянно говорить правду, вам станет очень... мммм... приятно. Ну, ладно. Приступим?
Я заёрзал на стуле. В голове мелькали быстрые мысли: "Сбежать? Но куда? Разве это возможно? В этом лабиринте всё равно поймают. Потом только хуже будет... Лучше седалищный нерв побеспокоить, чем головы лишиться. Да. Буду отвечать". Мне захотелось поиграть с этими трусливыми судьями в их же игру, - помучить их правдой, которой они от меня требуют. Вряд ли за это развлечение мне что-то светило... Не те люди.
- Приступим, - сказал я, минуту помешкав. - Кто начинает допрос?
Первым начал задавать вопросы Мангольд. Он говорил, ёрзая на стуле, при этом его лицо не имело своего выражения, копируя мимику то правого, то левого соседа. Когда у Руслана начинало дёргаться веко, то же самое происходило и у Мангольда; когда пятнистый Минус угрюмо опускал голову вниз, к бумагам, центральный судья так же сутулился. Было видно, что он играет в этом деле ключевую роль.
Первым вопросом Мангольда было:
- Что стало п-причиной вашего согласия на власть?
- Трудно сказать... - протянул я. - Много причин. И прежде всего - игра. Я человек азартный. Я жизнь измеряю не в длину, а в глубину. Чем глубже чувства, тем насыщеннее жизнь... А игра, в которой ставка - либо смерть, либо власть над страной, - она позволяет очень много почувствовать, пережить, понять... Скорее всего, это. Корыстного интереса к власти у меня нет, - чисто спортивный. Вот так вот...
Я почувствовал, как сиденье стула подо мной нагрелось, стало мягче, приятнее. Показалось даже, что оно шевелится, массажируя мне седалище и прилегающие органы. Я хмыкнул: это было забавно... У создателей этого устройства явно было неплохое чувство юмора.
- Кандидат сказал п-правду, - чуть поёрзав, произнёс Мангольд. - Ваш вопрос, Пётр Аркадьевич...
Право слова перешло к Руслану. Он уже давно сидел, периодически вытирая полосатым платочком крокодиловы слёзы, - видно было, что вопрос он задаст невесёлый.
- Скажите, Андрей Николаич, - всхлипнул он. - Вы ведь знаете, что, если вы не пройдёте испытания, вы погибнете... Разве вам не страшно? Разве вы не боитесь пыток, истязаний... гибели? Жизнь ведь все любят...
- Если честно - боюсь, - после некоторых раздумий сказал я. - Умирать всем страшно. Никто этого не хочет... Страшно это, страшно... и хорошо. Адреналин такой выделяется от игры со смертью... Этим ведь я себя равным богам делаю. "Власть имею принять жизнь сию и власть имею отдать её" - помните? Вот и я так же... А пытки я все перенёс, когда с прошлым в архиве воевал. Когда подноготную истории изучал... Вся душа перегорела от этого. Как подумаешь, сколько подлости люди творили, великие люди, а никто об этом и не знает... Так что небытие меня бы даже успокоило.
- Смелый мальчик... - всхлипнул Руслан. - А не боитесь, что мы вас изнутри погубим? Что мы душу вашу развратим - властью, войнами, казнями?
- Я об этом думал, - тихо произнёс я. - Но решил, что это не опасно. Если я сам себя не сломал, меня уже никто не сломает...
Руслан что-то записал в свои бумаги. Стул подо мной завибрировал сильнее, от него начал исходить тонкий дурманящий аромат. Голова моя чуть закружилась, я ощутил приятную расслабленность... Умеют же изобретать такие штуки, черти!
Право допросить меня перешло к Минусу. Лев Николаевич, низенький, с толстым несимпатичным лицом, покрытым пятнами, не сразу начал говорить. Сначала задрожал его третий подбородок, потом зашевелился второй, и только после этого толстые лиловые губы задали вопрос.
- Чего вы ждёте от власти? - глухо пророкотал судья.