Живое Золото (СИ)

Долгое время Андрей лежал без движения, уткнувшись лицом во что-то мягкое и тёплое. Сквозь забытьё он ощущал только головную боль - сначала еле заметную, потом всё более сильную, потом - нестерпимую. Когда ему начало казаться, что голова вот-вот развалится на куски, он поднял голову и попытался сесть и открыть глаза.

Вокруг него было темно. Под ногами лежал ворох соломы. На ощупь Андрей определил, что находится в круглой каменной камере. Тишина и темнота стояли вокруг, как пуленепробиваемые стены. Рядом не было никого, с кем можно было бы поговорить, раскрыть душу... Мрак, тишина, холод.

В голове роились мысли: как это произошло? Он вроде в тюрьме... Какие враги могли добиваться этого? Вроде у него и врагов-то и не было...

Может, дело в наследстве? В том Живом Золоте, которое ему должно было достаться?

Кто-то из верхов решил наследство у него отобрать?

Но кто?...

Или он испытания не вынес? Три испытания: любовью, свободой и славой... "Если вы их не выдержите, вы умрёте", - прошелестел в памяти быстрый голос Галяндаева...

Ах ты, карлик проклятый! Так бы твои волосёнки жёлтые и выдрал, попадись мне только!

Но что теперь делать?...

Андрей попытался пошевелиться - но нет, в яйцеобразной камере нельзя было ни стоять, ни лежать, - только сидеть, согнувшись, на соломе. Несколько часов Рублёв сидел, почти не меняя позы, ворочая в голове одни и те же мысли. Без конца, без конца... Затем усталость взяла своё. Андрей опустил голову на руки и захрапел.

Ему снилось, что он находится в темном и глухом помещении. Из темноты доносилась невыносимая вонь. Отдалённо был слышен шорох - наверное, крысы... Что это? Ад? "Свидригайловская" такая вечность, неопрятная и вязкая? Или он уже в гробу? Точно: в памяти начали всплывать зал суда, решетка, речи обвинителя, приговор, стук молотка... Рублёв приговорён. Его похоронили заживо. В каменном гробу. Вот оно, светлое будущее!

Камень... Камень... Камень. Ничего, кроме холодных камней, вокруг. Каменный холод, каменная тишина...И сам Андрей каменеет... Ступни и икры ног уже затекли настолько, что он их не чувствует... Скоро станет камнем, как эти, из которых стены сложены... А что, если кирпичи, из которых тюрьма сложено,- это души тех, кто окаменел здесь?

- Ду-у-ши! Ау-у!... Камень, камень, камень!... Не хочу! Не буду! Бороться буду! Андрей начал стучать в стены, орать, выковыривать камни, срывая ногти... Никто не слышал его. Хотя Сервет, Сервантес, Достоевский и прочие, наверно, где-то рядом... Одиночество уничтожает расстояния, все одиночки вместе живут в одном большом одиночестве... Наверно, Андрей мог бы перестукиваться с Джордано Бруно. А он бы ответил? Нет, наверно...

Вот и все. Все лишнее, наносное, - имя, лицо, дружба, вражда, - вырваны из жизни. Рублёв теперь один. Как Бог. У него есть только тело, только душа, камень и глоток воздуха... Как много!

Всюду жизнь - и в тюрьме, и в дворце, и в аду. Всюду он, Рублёв! Он сейчас словно стоит на высокой горе, где всё земное исчезает, тает в синеватой дымке внизу... и никто не видит его... и он не видит никого... никого, кроме Бога. Один Бог и один человек... Это уже большинство.

Ничего, кроме Жизни. Никого, кроме Бога. Вот круг, в который Андрей заключен! Он может странствовать по мирам, не вставая...

А? Чьи это голоса? Кто-то плачет... Он сам? Свет какой-то...

Больно, больно... Башка раскалывается...

Но это пустяки. Андрей - один. Он - первый в своем мире. И единственный. Адам своей судьбы.

Вот он уснёт... а когда проснётся, увидит райский сад и рядом - Еву с яблоком.

Андрей закрыл глаза. Под тяжестью век мерцало розовое сияние. Из него возникали лица, добрые и милые лица... Они теснились вокруг, смотрели с изумлением... Кто они? Откуда?

Андрей открыл глаза, огляделся - и понял, что лежит на шезлонге у моря, по-видимому, где-то в тропиках. Вокруг него - друзья: Вадим, Глеб, Малицкая, Майя... Только Ольги почему-то нет...

Друзья толпятся и нервно бормочут: "Солнечный удар... Перегрелся... Что делать... Это не опасно... Вот-вот, он оживает... Вот, смотри..." Андрей протянул руку. Майя - тонкое лицо, узкие глаза, улыбка в пол-лица - осторожно взяла ее. "Наконец-то ты очнулся", - сказала она...

Вот это да! Неужели и суд, и тюрьма, и вся эта философия - просто бред? Бред от перегрева на солнце? Весело... Надо будет с этим разобраться... может, написать об этом... но это потом. Потом! Сейчас Андрей встанет и пойдёт домой. Его дом ведь рядом, вот он, на пригорке стоит.

Красивый дом. Картины на стенах, мебель антикварная. За окном - парк, за которым ухаживает целая армия садовников. На столе - шампанское и белужья икра. Не моховые, настоящие! Как у коронованных особ... Всё дышит счастьем и полнотой жизни...

Но Андрею что-то неохота смеяться. После того, что ему приснилось, вся эта роскошь миражом кажется. Миражом - зыбким и ненужным. Улыбка Майи, её глаза, ладонь в перчатке в руке Андрея - всё это такое фальшивое, ненастоящее... Как там Фауст говорил: "Остановись, мгновение, ты прекрасно"? Зря. Если оно остановится, оно сразу станет скучным.