Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

Камер-юнкерской шляпой, предназначенной некогда для великолепных дворцовых торжеств, любовались одни лишь… коровы да овцы. Как бы тому посмеялся Александр Сергеевич!

В деревне же всем модным и церемониальным шляпам Пушкин предпочитал широкополые соломенные, чуть ли не уподобляясь сельским сторонникам славного Боливара!

Носил он русскую рубашку,
Платок шёлковый кушаком,
Армяк татарский нараспашку
И шляпу с кровлею, как дом
Подвижный. Сим убором чудным,
Безнравственным и безрассудным,
Была весьма огорчена
Псковская дама Дурина…

В таком, явно «безнравственном» уборе, и уж отнюдь не дворянском, не раз видели поэта на шумной Святогорской ярмарке. Многие из окрестных помещиков возмущались такой смелостью нравов. Крайне подивился и посетивший Святогорский монастырь Псковский архиепископ Евгений, когда в обитель внезапно, прямо с ярмарки, вошёл Пушкин в крестьянском платье! «…В русской красной рубахе, подпоясанный ремнём, с палкой и в корневой шляпе, привезённой им ещё из Одессы», – свидетельствовал приятель Вульф.

Да, в обыденной жизни поэт следовал собственному воззрению:

Твоя соломенная шляпа
Покойней, чем иной венец…

Как образно и живо Николай Языков воспел приезд к Полине Александровне Осиповой её всегда желанного гостя!

На вороном аргамаке,
Заморской шляпою покрытый;
Спеша в Тригорское, один —
Вольтер и Гёте и Расин —
Являлся Пушкин знаменитый…

Что за невиданная «заморская шляпа», поразившая воображение поэта Языкова, была на его великом собрате? Уже не узнать.

Страсти по шляпе

Немного о другой пушкинской шляпе, бронзовой. Вернее, о знаменитом памятнике Пушкину, что вознёсся над московской Страстной площадью в июне 1880-го.

Бушевали жаркие споры, когда макеты будущего монумента только обсуждались, не затихли они и после торжества открытия. Любопытное суждение приводит биограф поэта Пётр Бартенев: «Лицо, близко знавшее Пушкина, на вопрос наш, как ему нравится памятник, отвечало: “Я недоволен им по двум причинам. Во-первых, такой шляпы Пушкин не имел, да и с трудом мог бы добыть её, так как таких шляп тогда не носили; во-вторых, главная прелесть Пушкина в его безыскусности, в том, что он никогда не становился на ходули и отличался необыкновенной искренностью и простотою; а тут Пушкин представлен в несвойственном ему, несколько вычурном положении”. Нас уверяли, будто шляпа на памятнике переделывалась и сначала была круглая, с какою Пушкин представлен на одном из снятых при его жизни портретов».

Но дело вовсе не в шляпе. Конечно же, человеку, видевшему поэта в его обыденной земной жизни – весёлого остроумца – невозможно представить, что живой Пушкин обратился… бронзовым истуканом.

Всего за год до объявления первой подписки на памятник будущий его ваятель получает вольную. Александр Опекушин, сын крепостного, становится свободным гражданином! Благо, что не проглядел недюжинный дар сына крестьянин Михайло Опекушин, с согласия барыни отдав мальчика в Рисовальную школу в Санкт-Петербурге.

Вольная давала право на ученичество в Императорской академии художеств. А вскоре в её стенах Александр Опекушин получил и первую свою награду – малую серебряную медаль. Крепнет талант, оттачивается мастерство скульптора. Будущий памятник и его создатель словно движутся навстречу друг другу, преодолевая все немыслимые препятствия!

И вот март 1873-го. Первый конкурс в зале Опекунского совета. Из пятнадцати представленных моделей три принадлежат академику Опекушину. В одной он изобразил сидящего на скале Пушкина, внимающего крылатой музе, в другой – поэта, стоящего на пьедестале-пирамиде в окружении его героев. Но самой перспективной стала модель под номером пятнадцать: Пушкин стоит, заложив правую руку за борт сюртука, а к основанию памятника «примостилась» муза с лирой в руках.

Модели остальных претендентов, по мнению членов жюри, грешили помпезностью, многофигурностью, перегрузкой аллегориями и символами. Вот обзоры, и довольно язвительные, с выставки-конкурса, что публиковались в журнале «Гражданин»:

«№ 6. Художнику, неизвестно почему, вздумалось нарядить бедного поэта чуть не в шубу и в тёплые сапоги. Очевидно, такой костюм очень стесняет поэта, и он решительно не знает, что ему делать с увесистою лирою…

№ 7. Пушкин изображён сидящим… Сбоку ни к селу ни к городу изображение, по объяснению автора, лежащего, а нам кажется, было бы правильнее сказать – павшего Пегаса, если принять в соображение его несчастную позу.

№ 10. Пушкин сидит на каком-то курульском кресле. В одной руке он держит перо, другою что-то ловит в воздухе… Кругом разбросаны книги».