Вернёмся вновь к забытым парикам. Именно о них декабрьским утром 1834 года шёл разговор поэта с великим князем Михаилом Павловичем. О той доверительной беседе с младшим братом Николая I, почти ровесником поэта, повествует дневниковая запись: «Утром того же дня встретил я в Дворцовом саду великого князя. “Что ты один здесь философствуешь?” – “Гуляю” – “Пойдём вместе”. Разговорились о плешивых. “Вы не в родню, в вашем семействе мужчины молоды оплешивливают” – “Государь Александр и Константин Павлович оттого рано оплешивели, что при отце моем носили пудру и зачёсывали волоса; на морозе сало леденело – и волоса лезли. Нет ли новых каламбуров?” – “Есть, да нехороши, не смею представить их Вашему Высочеству” – “У меня их также нет; я замёрз”. Доведши великого князя до моста, я ему откланялся (вероятно, противу этикета)».
Как много в своей жизни делал Пушкин «противу этикета»!
Важная забота
…И думать о красе ногтей.
Вспомним, как поражали современников ногти Пушкина – одних поражали, других удивляли, третьих страшили!
Вот молодой журналист Иван Панаев встречает поэта в книжной лавке Смирдина: «Я преодолел робость, подошёл к прилавку, у которого Пушкин остановился, и начал внимательно и в подробности рассматривать поэта. Прежде всего, меня поразили огромные ногти Пушкина, походившие более на когти».
Предаётся воспоминаниям и Вера Александровна Нащокина: «Говорил он (Пушкин) скоро, острил всегда удачно, был необыкновенно подвижен, весел, смеялся заразительно и громко, показывая два ряда ровных зубов, с которыми белизной могли равняться только перлы. На пальцах он отращивал предлинные ногти».
О необычно длинных пушкинских ногтях упоминает в своём девичьем дневнике умница Анна Оленина…
Но то суждения людей образованных, близких поэту по духу и воспитанию. Крестьяне же страшились незнакомого барина с «бесовскими когтями». Поэт сам описал комичный случай, что приключился с ним во время его путешествия на Урал, «по следам самозванца».
В оренбургской деревне, где Пугачёв простоял полгода, Пушкин встретил старую казачку Арину Бунтову, – её рассказы, полные «истины, неукрашенной и простодушной», обратились хрестоматийными строчками в «Капитанской дочке». Старая казачка после не без гордости добавляла: «Он же – дай Бог ему здоровья! – наградил меня за рассказы».
Правда, из-за подаренного ей золотого червонца приключился казус. Из Бердской слободы на другой день, как там побывал поэт, явились в Оренбург казаки и доставили начальству Арину Бунтову: «Вчера-де приезжал какой-то чужой господин, приметами: собой невелик, волос чёрный, кудрявый, лицом смуглый, – и подбивал под “пугачевщину” и дарил золотом; должен быть антихрист, потому что вместо ногтей на пальцах когти». Вспоминая о том происшествии, Даль заключал: «Пушкин много тому смеялся».
Славила поэта вампиром из-за его длинных ногтей и молва в Тверской губернии, где он подолгу гостил в милых его сердцу имениях Вульфов.
И не только досужие обыватели злословили по сему поводу. В журнале «Благонамеренный» появилась заметка, в коей аноним уверял: «Более же всего напугало меня то, что у господина сочинителя есть когти!» Пушкин не преминул ответить на тот выпад эпиграммой «Ex ungue leonem» – её названием стал латинский афоризм: «По когтям узнают льва».
История появления эпиграммы такова: прежде в печати появилось стихотворение, озаглавленное «Приятелям», за инициалами «А.П.».
Вот на эти пушкинские стихи и откликнулся (анонимно!) поэт-баснописец Александр Измайлов, в то время издатель журнала «Благонамеренный», узнанный Пушкиным «по ушам».
Знакомец поэта и его партнёр по карточной игре Иван Ермолаевич Великопольский как-то отозвался Пушкину посланием, более схожим с эпиграммой:
Пушкину не довелось прочесть тех ироничных строк, но ответить успел всем «приятелям»…