Необычные ногти Александра Сергеевича запечатлены на живописных полотнах кистью Тропинина и Кипренского, на альбомных страницах карандашом сестёр Ушаковых. И сам поэт, залюбовавшись однажды, зарисовал свою кисть с длинными ухоженными ногтями, да ещё «увенчал» её заветным перстнем-талисманом.
Самый длинный ноготь «достался» мизинцу, и Пушкин чрезвычайно боялся ненароком сломать тот красивый ноготь, иногда надевая на него золотой напёрсток. Вот колоритный эпизод, поведанный Пыляевым, знатоком и бытописателем старой Москвы: «Одно время отличительным признаком всякого масона был длинный ноготь на мизинце. Такой ноготь носил и Пушкин; по этому ногтю узнал, что он масон, художник Тропинин, придя рисовать с него портрет. Тропинин, передавая кн. М.А. Оболенскому, <…> что когда он пришёл писать и увидел на руке Пушкина ноготь, то сделал ему знак, на который Пушкин ему не ответил, а погрозил ему пальцем».
Столь изысканные ногти требовали особо тщательного ухода, и Пушкин следовал собственному же правилу:
«Уединенный кабинет» Онегина наполнен безделушками, столь жизненно важными для всякого истинного денди:
Бесспорно, и Пушкин пользовался подобным маникюрным набором, где имелись ножницы самых разных типов. Лишь одни, принадлежавшие поэту и подаренные им сестре Ольге, счастливо сохранились. Стальные ножницы (с клеймом мастерской Ф. Кулински) в кожаном футляре, позднее достались её сыну, а он, Лев Николаевич Павлищев, дядюшкин подарок передал в библиотеку Александровского лицея. Демонстрировались старинные ножницы и на юбилейной Пушкинской выставке 1880 года, ныне же фамильная реликвия, возведённая в ранг бесценного экспоната, хранится в музее-квартире на Мойке.
«На туалет обращал он (Пушкин) большое внимание, – вспоминала Екатерина Синицына, “поповна”, как ласково именовал её поэт – В комнате, которая служила ему кабинетом, у него было множество туалетных принадлежностей, ногтечисток, разных щёточек…»
Нетерпимы были для Пушкина неухоженные ногти, особенно если то касалось дам. В одном из писем жене он описал радушный приём, оказанный ему в Казани семейством Фукс: «…Попал я на вечер к одной… сорокалетней несносной даме с вощёными зубами и с ногтями в грязи». Нелестные строки о поэтессе Александре Фукс, хозяйке литературного салона, объясняют тем, что Пушкин якобы пытался предупредить ревность Наталии Николаевны к возможной его поклоннице. Но будем справедливы: от пристального взора поэта не укрылась та «малость» в облике хозяйки дома (миловидной, судя по её портрету), как чёрный ободок под ногтями, и уж никакие изысканные наряды, ни умные её суждения не могли сгладить первое неприятное, даже брезгливое впечатление…
Всем своим недоброжелателям, осуждавшим его за невинную слабость, творец «Онегина» дал достойную отповедь:
Эти строфы Пушкин снабдил пространным комментарием, фрагментом «Исповеди» Жан Жака Руссо, философа и мыслителя: «Все знали, что он употребляет белила; и я, совершенно этому не веривший, начал догадываться о том не только по улучшению цвета его лица или потому, что находил баночки из-под белил на его туалете, но потому, что, зайдя однажды утром к нему в комнату, я застал его за чисткой ногтей при помощи специальной щёточки; это занятие он гордо продолжал в моём присутствии. Я решил, что человек, который каждое утро проводит два часа за чисткой ногтей, может потратить несколько минут, чтобы замазать белилами недостатки кожи».
И не преминул заметить: «Грим определил свой век: ныне во всей просвещённой Европе чистят ногти особенной щёточкой».
Помимо сего весьма важного новшества немецкий барон Фридрих Гримм стяжал славу как публицист, дипломат и энциклопедист. Состоял в многолетней переписке с Екатериной Великой, осыпавшей барона своими царскими милостями. Воистину, «важный Грим».
Реликвии
Перстни-талисманы