Поэт любил носить сердоликовый перстень на указательном либо на большом пальце, и тому есть зримые свидетельства: перстень можно разглядеть на прижизненном портрете Александра Сергеевича кисти Василия Тропинина. На большом пальце правой руки изображён перстень с изумрудом, а на указательном – художник запечатлел золотое кольцо витой формы, по описанию схожее с заветным перстнем. Правда, самого сердолика не видно, так как кольцо-печатка развёрнуто и камень обращён к тыльной стороне ладони. На другом портрете Пушкина (работы Карла Мазера), уже после смерти поэта заказанном его душевным другом Павлом Нащокиным, сердоликовый перстень чётко прорисован на большом пальце левой руки. Павел Воинович особо заботился о достоверности портрета, не забывая о характерных деталях.
Но и сам Александр Сергеевич на черновом листе запечатлел собственную руку с перстнем-талисманом на указательном пальце, рядом набросал портрет неизвестной дамы, стоящей вполоборота, – уж не графини ли Воронцовой?!
Этот лист входил в собрание парижской пушкинианы страстного коллекционера, избравшего для себя псевдоним Онегин. Ещё при жизни собирателя пушкинских реликвий указом императора Александра III псевдоним был официально преобразован в фамилию. Александр Фёдорович Онегин, любивший повторять, что «тень Пушкина его усыновила», появился на свет в Царском Селе в 1845 году. По легенде, а весьма вероятно, что и нет, приходился побочным сыном одному из великих князей. Его коллекция в парижской квартире, восхищавшая поклонников поэта, много позже не просто пополнила – обогатила собрание Пушкинского Дома.
Судьба сгинувшего перстня-печатки (оттиски же его уцелели на письмах поэта к Дельвигу, Катенину, Великопольскому) достойна отдельного рассказа. На смертном одре Пушкин завещал его Василию Жуковскому, не отходившему от постели умирающего в скорбные январские дни в доме на Мойке.
«Перстень мой есть так называемый талисман; подпись арабская, что значит – не знаю, – в июле 1837-го сообщал Жуковский – Это Пушкина перстень, им воспетый и снятый мною с мёртвой его руки».
Василий Жуковский встретился как-то с графиней Воронцовой на одном из концертов. Князь Вяземский, бывший на том концерте, вспоминал: «Сегодня Герберт, племянник графа Воронцова, исполнял на концерте романс “Талисман” на стихи Пушкина. Он не знал, что поёт о своей волшебнице тётке…»
Магический перстень по наследству перешёл к сыну Жуковского – Павлу Васильевичу, в будущем – известному художнику и автору проекта памятника Александру II в Московском Кремле. В свои зрелые лета Павел Жуковский подарил перстень-талисман Ивану Тургеневу.
Как радовался и торжествовал писатель, получив бесценное сокровище! «Я очень горжусь обладанием пушкинского перстня, – повторял он, – и придаю ему, так же как и Пушкин, большое значение. После моей смерти я бы желал, чтобы этот перстень был передан графу Льву Николаевичу Толстому… Когда настанет и “его час”, гр. Толстой передал бы мой перстень по своему выбору достойнейшему последователю пушкинских традиций между новейшими писателями».
В 1880 году перстень в специально изготовленном для него футляре впервые был представлен российской публике на Пушкинской выставке.
Иван Сергеевич мыслил сделать талисман поэта своеобразной литературной эстафетой, но этой мечте сбыться не довелось… После смерти Тургенева во Франции перстень стал достоянием его возлюбленной, певицы Полины Виардо, и та (честь ей и хвала!) передала реликвию в Петербург, в музей Александровского лицея, снабдив подарок памятной запиской:
Записка та написана была вскоре по возвращении Тургенева из Москвы, и, верно, под впечатлением от торжеств по случаю открытия пушкинского памятника на Страстной.
…Известен день, когда талисман вернулся в Россию – 29 апреля 1887 года. Ровно тридцать лет прославленный перстень покоился в своем сафьяновом футляре в музее Лицея, привлекая взоры бесчисленных поклонников Пушкина.