Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

Вот «несчастие», поразившее российское общество в 1830-х: «…Молодые люди начали носить перстни и кольца сверх перчаток, как во времена Рима, клонившегося к падению, Рима женоподобного». «Мы советуем им, просим их, – заклинали “безумцев” знатоки светской моды, – чтобы они оставили перстни и кольца женщинам и стражам Серальским; одно только кольцо воспоминанья или союза может носить мужчина и то не сверх перчатки». Загадочными «стражами Серальскими» именовались евнухи султанских гаремов, – им, словно в утешение за лишение мужских достоинств, дозволялось украшать кисти рук множеством перстней.

«Молодым людям в наше время, – строго предписывало “Собрание наставлений для уборного столика”, – не позволяется носить больше одного кольца английского золота на мизинце, людям же в зрелых летах – больше одного солитера соразмерной величины».

И не только молодёжь увлекалась ношением колец, числились среди их любителей люди степенные: так, сенатор и тайный советник Иван Александрович Нарышкин был «большой охотник до перстней», особенно с «прекрупными бриллиантами». Верно, будучи посажёным отцом невесты на свадьбе Пушкина, он поражал гостей блеском драгоценных камней, украшавших его старческие пальцы.

Пушкин, как известно, увещеваниями ревнителей этикета пренебрегал. Но никто и никогда не видел поэта «с перстнями на всех пальцах». Изо всех колец и перстней, что красовались некогда на аристократических пальцах поэта с длинными ухоженными ногтями, остались два: перстень с изумрудом и кольцо с резным сердоликом – ныне поистине драгоценное достояние Всероссийского музея поэта.

…Как-то генерал Александр Александрович Пушкин, его любимец «рыжий Сашка», упомянул в беседе с художником Константином Коровиным, что не снимает с руки отцовское кольцо. Но что за кольцо носил старый генерал-гусар и где оно ныне, никто не ответит. Исчезнувшие пушкинские перстни обратились легендами и стихами.

«Храни меня, мой талисман»

Кажется, сама ревность, страшная и искусно скрываемая, водила пером Воронцова. Очередное послание «Его Сиятельству графу Нессельроде»:

«Он (Пушкин) находится здесь и за купальный сезон приобретает ещё множество восторженных поклонников своей поэзии, которые, полагая, что выражают ему дружбу лестью, служат этим ему злую службу, кружат ему голову… <…> По всем этим причинам я прошу Ваше Сиятельство испросить распоряжений Государя по делу Пушкина. Если бы он был перемещён в какую-нибудь другую губернию, он нашёл бы для себя среду менее опасную и больше досуга для занятий».

Сила и власть на стороне генерал-губернатора. («Он холоден ко всему, что не он», – как-то заметит о графе Воронцове поэт). И 1 августа 1824 года добрейший дядька Никита Козлов погрузил в дорожную коляску нехитрые пожитки поэта, княгиня Вера Вяземская взмахнула платком, и экипаж тронулся в путь. С грустью покидал Пушкин милую ему Одессу – долгая дорога лежала в Псковскую губернию, в сельцо Михайловское.

Вместе с Пушкиным отправился в путешествие на север и подарок графини – заветный перстень-талисман с сердоликом, который он не снимал с руки; второй, парный перстень графиня Елизавета Воронцова заказала для себя.

Храни меня, мой талисман,
Храни меня во дни гоненья,
Во дни раскаянья, волненья:
Ты в день печали был мне дан.

Сохранилось свидетельство Ольги Сергеевны, сестры поэта: по её рассказу, когда приходило из Одессы письмо с печатью, изукрашенною точно такими же каббалистическими знаками, какие находились и на перстне её брата, – последний запирался в своей комнате, никуда не выходил и никого не принимал к себе.

Да, письма Елизаветы Воронцовой поэт «читал с торжественностью, запершись в кабинете». И затем бросал заветные листы в камин.

«Пушкин по известной склонности к суеверию, – замечал его биограф Павел Анненков, – соединял даже талант свой с участью перстня, испещрённого какими-то каббалистическими знаками и бережно хранимого им».

Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!

Знаки эти отнюдь не являлись каббалистическими – востоковеды ещё в конце XIX века смогли расшифровать древнюю караимскую, неведомую для Пушкина надпись: «Симха, сын почётного рабби Иосифа, да будет благословенна его память».

Слова святые начертила
На нём безвестная рука.

Согласно восточным верованиям, красный сердолик украшал перстень самого пророка Мухаммеда. Подчас на самоцвете (а сердолик сулил своему владельцу богатство, славу и благоденствие!) вырезались строки из Корана или же небесные созвездия. По древним поверьям, сердолик считался застывшим закатом солнца – истинно поэтическое сравнение!