Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

Вот что писал один из знакомцев Павла Воиновича, актёр Николай Куликов. По его разумению, Нащокин деньги «бросал по глупости и на глупости!». «Чего стоил ему известный уже из газет “домик”? – вопрошал он – Предположив себе людей в размере среднего роста детских кукол, он, по этому масштабу, заказывал первым мастерам все принадлежности к этому дому: генеральские ботфорты на колодках делал лучший петербургский сапожник Пель; рояль в семь с половиной октав – Вирт: Вера Александровна палочками (вязальными спицами – Л.Ч.) играла на нём всевозможные пьесы; мебель, раздвижной обеденный стол работал Гамбс; скатерти, салфетки, фарфоровую и хрустальную посуду, всё, что потребно на 24 куверта, – всё делалось на лучших фабриках».

Помимо рояля в гостиной имелась семиструнная гитара. А вот крошечная арфа, сработанная мастерами парижской фабрики Эрара, не уцелела. Зато сохранились миниатюрные напольные английские часы, по-прежнему чуть слышно отзванивающие время.

Рассказывали, что прежде в домике имелся целый арсенал оружия, но уцелел лишь один «ящик боевой» с парой пистолетов. Не дуэльных, нет. То были дорожные пистолеты, служившие путнику в случае нападения волчьих стай либо разбойничьих шаек.

Лучшие мастера своего дела – мебельного, фарфорового, ткацкого из Москвы и Вены, Лондона и Петербурга – трудились над созданием этого маленького чуда.

Александр Фомич Вельтман, общий знакомец Пушкина и Нащокина, посвятил домику повесть, назвав её без затей: «Не дом, а игрушечка». Герой повести, «барин», он же Павел Нащокин, раздает всевозможным мастерам заказы:

«Одному заказал барин роскошную мебель рококо в седьмую меру против настоящей; другому в ту же меру – всю посуду, весь сервиз, графины, рюмки, форменные бутылки для всевозможных вин. Таким образом, началась стройка-меблировка игрушечки, а не дома. Знакомый живописец взялся поставить картинную галерею произведений лучших художников. На ножевой фабрике заказаны были приборы, на полотняной – столовое белье, меднику – посуда для кухни. Словом, все художники и ремесленники, фабриканты и заводчики получили от барина заказы на снаряжение и обстановку богатого боярского дома в седьмую долю против обычной меры.

Барин не жалел и не щадил денег. Вот и готов не дом, а игрушечка. Стоит чуть ли не дороже настоящего…»

Бывали в домике и свои празднества. «У него в домике был пир, – сообщает Пушкин своей Наташе – Подали на стол мышонка в сметане под хреном в виде поросёнка. Жаль, не было гостей». Чего только не было в домике из кухонной утвари, начиная от столовых сервизов и кончая щипцами для колки орехов и сковороды для жарки кофейных зёрен!

Как восхищала и занимала Пушкина эта дорогая игрушка! «Дом его (помнишь?) отделывается; что за подсвечники, что за сервиз! Он заказал фортепьяно, на котором играть можно будет пауку, и судно, на котором испразнится разве шпанская муха»;

«Домик Нащокина доведён до совершенства – недостаёт только живых человечков», – вновь пишет поэт жене. И тут же, вспомнив о дочке, восклицает: «Как бы Маша им радовалась!»

Этот игрушечный домик (а стоил он 40 тысяч рублей ассигнациями – стоимость по тем временам имения с двумя сотнями крепостных или хорошего особняка!) по духовному завещанию его владельца должен был быть подарен Наталии Николаевне. Подтверждал это и Пушкин в одном из писем к жене: «По своей духовной домик этот он отказывает тебе».

«Как много я Вам предан»

В своё время поэт спрашивал у Нащокина совета – жениться ли ему на Натали Гончаровой? И Павел Воинович приветствовал решение друга. Даже венчался поэт во фраке, что подарил ему Нащокин. Он же встречал молодых – Александра и Наталию Пушкиных у входа в их первый семейный дом на Арбате, куда те приехали от венца, и благословлял святым образом на долгую счастливую жизнь. А потом и сам Павел Воинович, задумав жениться, просил совета Пушкина. И тот одобрил выбор друга: «…Наталья Николаевна нетерпеливо желает познакомиться с твоею Верою Александровною. И просит тебя заочно их подружить. Она сердечно тебя любит и поздравляет… Мы квиты, если ты мне обязан женитьбою своей, и надеюсь, что Вера Александровна будет меня любить, как любит тебя Наталья Николаевна».

Пройдёт несколько лет, и в Москву, по знакомому адресу, вновь полетит письмо: «Мой любезный Павел Воинович. Желал бы я взглянуть на твою семейственную жизнь и ею порадоваться. Ведь и я тут участвовал, и я имел влияние на решительный переворот твоей жизни».

И в жизни жены поэта многое связано с его московским другом. Натали действительно относилась к Нащокину очень тепло, по-родственному – это был близкий её душе человек…

Конечно же, вместе с мужем она бывала в гостях у Павла Воиновича, что жил неподалёку от их дома на Арбате, любовалась затейливым чудо-домиком. Неслучайно Пушкин, сообщая жене, как украшается маленький домик, спрашивает её: «Помнишь?»

В Москве у приятеля Пушкин с шампанским и зажжённым пуншем отмечал именины жены – Натали исполнился двадцать один год, и пир по этому случаю был задан самый настоящий, не то что в игрушечном домике!