Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

Однажды мне посчастливилось держать в руках крохотные, почти невесомые креслица и столик-«сороконожку», со стройными, точёными, в виде балясин ножками, обитые латунными «подковками», из обстановки знаменитого домика. Случилось то в Петербурге весной 1995 года, в мемориальной квартире Пушкина на набережной Мойки. Вернее, в музейных запасниках, где и находилась в то время бесценная реликвия. Хранительница фондов Елена Валентиновна Огиевич бережно, едва касаясь хрупких вещичек, достала из массивного шкафа миниатюрные напольные часы английской работы, раздвижной обеденный столик-«сороконожку», канделябры…

И тогда подумалось: удивительно распорядилась судьба – предназначенный некогда его владельцем в подарок Наталии Николаевне «нащокинский домик», претерпев за свою долгую историю немало превратностей, утраченный и вновь обретённый, оказался в стенах петербургского дома. В её доме…

Павел Нащокин – единственный из друзей Пушкина, кто навестил вдову и детей поэта в калужском имении Полотняный Завод. Старался как мог утешить Наталию Николаевну, поддержать в самые горькие для неё дни, хотя и сам страдал безмерно. «Смерть Пушкина – для меня – уморила всех – я всех забыл – и тебя – и мои дела и всё, – жаловался он Сергею Соболевскому – Ты не знаешь, что я потерял с его смертью, и судить не можешь – о моей потере. По смерти его и сам растерялся – упал духом, расслаб телом. Я всё время болен». Нащокин остался верным памяти друга до своего последнего часа.

…Не столь давно исторический домик совершил путешествие из Петербурга в Москву: из пушкинского музея, что на набережной Мойки, в пушкинский музей, что на старинной Пречистенке. И вновь оказался в родном для него городе, необычайно близко от своего «прототипа» – счастливо уцелевшего дома Нащокина в Гагаринском переулке.

Необычный музейный экспонат – он, словно магнитом, притягивает к себе сотни людей. И вправду, есть в малом домике что-то от колдовства – невозможно оторвать взгляд от его стеклянных стен, словно разделяющих века девятнадцатый и двадцать первый…

Тысячу раз был прав Александр Куприн, уверяя, что за жизнью Пушкина «гораздо точнее и любовнее можно следить по “нащокинскому домику”, чем по современным ему портретам, бюстам и даже его посмертной маске».

Писателю-классику принадлежат иные вещие слова: «Эта вещь драгоценна как памятник старины и кропотливого искусства, но она несравненно более дорога нам, как почти живое свидетельство той обстановки… той среды, в которой попросту и так охотно жил Пушкин».

Павлу Нащокину судьбой было дано оставить яркий след и в жизни русского гения, и в истории отечественной культуры. И даже воздвигнуть памятник себе и своей эпохе. Не величественный, из бронзы и мрамора, а совсем малый, рукотворный, почти игрушечный. Но такой, что вот уже третье столетие имя его создателя с любовью произносится благодарными соотечественниками.

«Я нанял светлый дом»

Достопамятные адреса

Пиши мне, если можешь, почаще: на Дворцовой набережной в дом Баташова у Прачешного моста…

Пушкин – Нащокину

Ах, как говорливы камни! Они впитали в себя голоса, звук шагов, младенческий плач, шелест платьев, смех, ночные всхлипывания… И готовы говорить, говорить без умолку. Им надо столько успеть рассказать, пока они есть, пока безудержное всесильное время не источило их и не лишило памяти.

До сих пор стоит каменный дом по Соляному переулку, где осенью 1799-го остановилось семейство Пушкиных с полугодовалым Александром. Где-то здесь неподалёку, когда нянька прогуливалась с кудрявым своим питомцем, гневный возглас императора Павла остановил её, приказав снять с мальчика картуз.

Самый первый петербургский адрес Пушкина.

«Домик в Коломне»

Когда-то, выйдя из Лицея, Пушкин обосновался в той части Петербурга, что издавна именовалась Коломной и считалась городской окраиной. Неподалёку от слияния Фонтанки с Екатерининским каналом.

Квартиру из семи комнат на втором этаже доходного дома снимали родители поэта, сыну Александру отвели в ней небольшую комнатку с одним, смотревшим во двор окном. Впрочем, за исключением трёх парадных окон, выходивших на Фонтанку, остальные также глядели во двор.

Двухэтажный каменный дом Клокачёва, что для деревянной Коломны считалось редкостью, стоял на правом берегу Фонтанки, у Калинкина моста.

И Надежда Осиповна, и Сергей Львович хозяйственными хлопотами себя особо не утруждали, предпочитая им светские развлечения.

«Дом их был всегда наизнанку, – вспоминал лицейский сотоварищ поэта Модест Корф, – в одной комнате богатая старинная мебель, в другой – пустые стены или соломенный стул; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня, с баснословною неопрятностью; ветхие рыдваны с тощими клячами и вечный недостаток во всем, начиная от денег до последнего стакана. Когда у них обедывало человека два-три лишних, то всегда присылали к нам, по соседству, за приборами».