Семейство Корф снимало квартиру в том же доме на Фонтанке – к ним, как соседям, не единожды обращались родители-Пушкины, ожидая гостей. Барона Модеста Андреевича Корфа, как мемуариста и как человека, трудно заподозрить в симпатии к бывшему однокашнику. Он единственный, кто откровенно не любил поэта, не считая должным скрывать тех чувств.
А что же комната Пушкина в родительском доме? Именно её он называл «мой угол тесный и простой».
Осталось живое свидетельство: «У дверей стояла кровать, на которой лежал молодой человек в полосатом бухарском халате, с ермолкою на голове. Возле постели на столе лежали бумаги и книги. В комнате соединялись признаки жилища светского человека с поэтическим беспорядком учёного». Таким увидел кабинет поэта Василий Эртель, когда в феврале 1819-го, вместе с кузеном Баратынским и бароном Дельвигом, навестил Пушкина в доме на Фонтанке.
Жилище поэта – полная противоположность квартире его героя, петербуржца Чарского: «В кабинете его… ничто не напоминало писателя; книги не валялись по столам и под столами; диван не был обрызган чернилами; не было того беспорядка, который обличает присутствие музы и отсутствие метлы и щётки».
Может, потому-то Пушкина (дабы не испугать музу!) не очень и заботило отсутствие порядка в его кабинете. Ну а сам дом в Коломне долго ещё помнился поэту:
Негласным центром почти патриархальной Коломны, средоточием духовной жизни, была церковь Покрова Пресвятой Богородицы.
Обитатели петербургской окраины тщеславились одетой в гранит и украшенной чугунными решётками набережной Фонтанки да Калинкиным мостом с причудливыми фигурными башенками. Здесь, в Коломне, застроенной почти сплошь деревянными домишками, и «поселил» Пушкин своих героинь:
На петербургской окраине «обосновался» и бедный Евгений из «Медного всадника»:
Почти три года жизни Пушкина связаны с «мирной» Коломной. Её покинул он в начале мая 1820-го, когда дорожная коляска тронулась от крыльца петербургского дома и помчалась через Лугу, Порхов, Великие Луки по дорогам Белоруссии и Малороссии, по южнорусским степям к далёким крымским берегам, в Бессарабию и Одессу. В долгий путь лицейского товарища (вместе с его верным дядькой Никитой Козловым) проводили друзья Дельвиг и Яковлев – южная ссылка поэта только начиналась…
О важном событии не преминул сообщить брату Александр Тургенев (это по его совету отрок Пушкин был определён в Лицей!): «Пушкин ускакал к Инзову курьером… <…> Стихов Пушкина сообщать нельзя. Можно повредить и ему, и себе теперь».
А вот и Карамзин, в письме князю Вяземскому, замечает: «Ему (Пушкину) дали рублей 1000 на дорогу. Он был, кажется тронут великодушием Государя, действительно трогательным». Воистину, царский жест!
Сколько адресов пришлось сменить за годы странствий коллежскому секретарю Александру Пушкину: Екатеринослав, Таганрог, Гурзуф, Кишинёв, Каменка, Одесса, Михайловское, Петербург, Москва, Болдино! По каким только дорогам не мчала его то кибитка, то коляска, пока, наконец, не достигнув московской заставы, встала у деревянного дома с антресолями, что печально глядел своими окнами на Большую Никитскую.
«В приходе Троицы, что на Арбате»
Итак, в декабре холерного 1830 года, вырвавшись из своего «болдинского заточения», Пушкин вновь в Москве. Первый визит в дом невесты принёс разочарование: будущая тёща устроила поэту-жениху далеко не любезный приём. Но примирение всё-таки состоялось.
По Москве – только и разговоров, что о предстоящей свадьбе Пушкина! Первоначально поэт собирался венчаться в домовой церкви князя Сергея Михайловича Голицына на Волхонке, но митрополит Московский Филарет не дал своего разрешения. И тогда выбор пал на храм Большое Вознесение у Никитских ворот, приходской храм невесты.
Потянутся томительные дни ожидания. И наконец решено – свадьба назначена на среду, 18 февраля 1831 года, последний день перед Великим постом, когда по церковным канонам можно венчать.
Загодя до свадьбы, в январе, поэт нанял второй этаж арбатского особняка. Его владельцы – губернский секретарь Никанор Никанорович Хитрово и его супруга Екатерина Николаевна – той зимой, испугавшись холеры, уехали из Москвы в своё имение в Орловской губернии.
«…Нанял я, Пушкин, собственный г-на Хитрово дом… в приходе Троицы, что на Арбате, каменный, двухэтажный, с антресолями…» – запись та сохранилась в маклерской книге.