Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

Натали настояла, уговорила мужа: её жалость обернулась великой бедой… И как невыносимо больно было слышать ей слова Катрин, что та готова забыть прошлое и всё простить Пушкину!

Тогда сёстрам не дано было знать, что в жизни им более не доведётся встретиться и что простились они навечно.

В феврале 1837-го Наталия Николаевна с детьми и сестрой Александрой навсегда покинула стены дома на набережной Мойки и больше сюда никогда не возвращалась. А младшей дочери поэта Наталии Пушкиной пришлось не раз переступать порог дома, отмеченного скорбной памятью: «Квартира, где умер отец, была матерью покинута, но в ней впоследствии жили мои знакомые… и я в ней часто бывала».

Поэта память пронеслась
Как дым по небу голубому…

«Дом, где умер Пушкин, – писала в мае 1880-го газета “Голос”, – известен, конечно, не всем. А между тем этот дом был свидетелем не только последних дней Пушкина, но и того глубокого сочувствия поэту, которое в эти дни проявило петербургское население. Этот дом – памятник, надо, чтобы он и в самом деле был памятником».

Менялись владельцы пушкинской квартиры, менялся её облик. А в 1910-х годах инженер Гвоздецкий и вовсе превратил аристократический особняк в заурядный доходный дом, изменив облик и планировку квартиры поэта.

Историческая реконструкция началась лишь осенью 1924-го (владельцем мемориальной квартиры стало общество «Старый Петербург»), и к февралю следующего года, к годовщине гибели Пушкина, был восстановлен кабинет поэта. И много-много позже благодаря плану пушкинской квартиры, начертанному Жуковским, и воспоминаниям современников столовая и буфетная, комнаты сестёр Гончаровых и детская, спальня, помещения для прислуги, парадная лестница обрели свой первозданный вид.

Старые стены как магнитом притянули вещи, что составляли прежде обстановку пушкинской квартиры. Кресла, зеркала, диваны, туалетные и ломберные столики, сменив за столетия многих хозяев, вновь вернулись на прежние места.

После кончины младшего сына поэта Григория Пушкина его вдова Варвара Алексеевна, владелица усадьбы Маркучай, передала фамильные раритеты в Петербург, присовокупив к бесценным дарам письмо на имя директора Императорского Александровского лицея господина Соломона: «Ваше Превосходительство Александр Петрович! После смерти моего мужа Григория Александровича Пушкина остались кресло и столик, принадлежавшие А.С. Пушкину. Посылаю Вам эти вещи с покорнейшей просьбой поместить их в Пушкинский музей, рядом с бильярдными шарами и саблей, переданными моим мужем в 1899 году».

И даже отрезок старых штор, совершив долгий путь: Петербург – Михайловское – Маркучай – Париж, – оказался там же, откуда и был некогда увезён.

Этой квартире в доме на набережной Мойки, «от одних ворот до других», суждено было остаться за Пушкиным не на годы – на вечные времена.

Деньги и карты

«Денег, ради Бога, денег!»

Не продаётся вдохновенье…

Александр Пушкин

Пушкин в шутку говаривал, что «единственная деревенька» его – на Парнасе, а оброк он берёт не с крестьян, а с 36 букв русского алфавита.

До него столь известные литераторы, как Державин, Сумароков, Дмитриев, Измайлов, Тредиаковский, жили отнюдь не сочинительством. Хотя гонорары получали: то звонким серебром, а то и золотыми с бриллиантами табакерками. Занятие литературным трудом дворянина-аристократа почиталось чем-то сродни барской прихоти, причуды или забавы. Но только не способом обеспечить себе достойную жизнь.

Пятнадцатилетним отроком Пушкин словно прозревал будущность:

Не так, любезный друг, писатели богаты;
Судьбой им не даны ни мраморны палаты,
Не чистым золотом набиты сундуки…

Доходы первого профессионального литератора Пушкина были более чем непостоянны. И мотив неизменного безденежья, отнюдь не поэтический, пронизывал всё наследие поэта. Вечный пушкинский возглас: «Денег, ради Бога, денег!»

Те же невесёлые мысли, что и несчастного Евгения, героя «Медного всадника», не раз одолевали поэта:

О чём же думал он? О том,
Что был он беден, что трудом
Он должен был себе доставить
И независимость и честь;
Что мог бы Бог ему прибавить
Ума и денег.

Деньги мимолётны, а в бумажнике поэта и вовсе не залёживались. Да и барон Корф уверял, что Пушкин, живя в Петербурге, был «вечно без копейки, вечно в долгах, иногда почти без порядочного фрака».

«Обнимаю тебя. Уведомь меня об наших. <…> Мне деньги нужны, нужны!» – заклинал поэт младшего брата.

«…Дайте знать минутным друзьям моей минутной младости, – взывал молодой поэт из Кишинёва, – чтоб они прислали мне денег, чем они чрезвычайно обяжут искателя новых впечатлений».