В ноябре того же года раздосадованный Пушкин сетует приятелю Соболевскому: «Здесь в Петербурге дают мне (à la lettre) (
Вот те нескончаемые заботы, литературные и денежные, что одолевали Пушкина в 1827 году – времени явления на свет двух его классических портретов: московского кисти Тропинина и петербургского – Кипренского. Ни на одном из них нет и тени беспокойства на челе, что омрачила бы романтически-возвышенный образ русского гения.
«Сговорился было со Смирдиным»
Скоро многое изменится в жизни поэта, и всё благодаря знакомству с издателем и книгопродавцем Александром Филипповичем Смирдиным. Встреча та состоялось в Петербурге в мае 1827-го, и Пушкин дал согласие Смирдину на второе издание «Бахчисарайского фонтана», «Кавказского пленника», «Руслана и Людмилы». (За право переиздания Смирдин заплатил Пушкину десять тысяч рублей.)
Тремя годами ранее, при содействии князя Вяземского, Смирдин вкупе с другим книгопродавцем приобрёл весь тираж (тысячу двести экземпляров) «Бахчисарайского фонтана». Газета «Русский инвалид» отозвалась на то особенное событие в книжном мире: «…Книгопродавцы купили новую поэму “Бахчисарайский фонтан” сочинение А.С.Пушкина, за 3000 рублей. Итак, за каждый стих заплачено по пяти рублей. Доказательство, что не в одной Англии и не одни англичане щедрою рукою платят за изящные произведения поэзии».
Авторское самолюбие польщено: «Начинаю почитать наших книгопродавцев и думать, что ремесло наше, право, не хуже другого».
Несмотря на, казалось бы, столь нежданную удачу, Пушкин тревожится и свои сомнения изливает брату Лёвушке: «Но мне скажут: а какое тебе дело? ведь ты взял свои 3000 р – а там хоть трава не расти. Всё так, но жаль, если книгопродавцы, в первый раз поступившие по-европейски, обдёрнутся и останутся внакладе…»
Облачённый в стихотворную форму воображаемый «Разговор книгопродавца с поэтом»:
<…>
Что ж изберёте вы?
Свободу.
Прекрасно. Вот же вам совет.
Внемлите истине полезной:
Наш век – торгаш; в сей век железный
Без денег и свободы нет.
<…>
Позвольте просто вам сказать:
Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать…
В 1830-м Александр Филиппович приобрёл на четыре года право на продажу ещё не распроданных экземпляров пушкинских сочинений, обязуясь выплачивать поэту по шестьсот рублей ассигнациями каждый месяц. А уже в следующем, 1831-м, Пушкин доверил Смирдину издание «Бориса Годунова», получив от него десятитысячный гонорар; в том же году около четырёх тысяч принесли «Повести Белкина».
<…>
Вот вам моя рукопись.
Условимся.
Передавая «сказки моего друга Ив. П. Белкина», Пушкин просил Плетнёва, издателя «Повестей…», дабы тот «Смирдину шепнул моё имя, с тем, чтоб он перешепнул покупателям». Да, пушкинское имя значило много!
В истории отечественного просвещения Александру Филипповичу определена высокая и завидная роль. По словам Белинского, книгоиздатель «произвёл решительный переворот в русской книжной торговле и вследствие этого в русской литературе».
Бывший мальчиком в книжной лавке Ильина, возмужав, он сумел завести собственное дело. Честный и добрый Смирдин приложил немало сил, дабы удешевить издаваемые им книги, причём книги лучших отечественных литераторов: Жуковского, Карамзина, Крылова, Пушкина. Писатели, в свою очередь, ценя в нём человека начитанного и образованного, часами порой вели с ним беседы, а он всегда старался, чем мог, услужить своим маститым авторам либо финансово поддержать не признанный ещё литературный талант.
Расширив торговлю, Смирдин переехал из Гостиного Двора в дом Гавриловой у Синего моста, а затем обустроил свою книжную лавку в центре Петербурга, на Невском проспекте. В предисловии к альманаху «Новоселье» Смирдин не без гордости замечал: «Простой случай – перемещение книжного магазина моего на Невский проспект… доставил мне счастие видеть у себя на Новоселье почти всех известных Литераторов».
Титульный лист альманаха стараниями художника Александра Брюллова и гравёра Степана Галактионова украсила виньетка, изображавшая праздничный обед, на коем среди множества литераторов представлен и Пушкин.
Бывший на обеде Пётр Вяземский дал нелестную оценку той виньетке – нет, не мастерству художников, но тем, кто волею издателя был приглашён на торжество: «…Где рядом с Жуковским – Хвостов; где я профилем, а Булгарин во всю харю; где мёд с дёгтем, но и дёготь с мёдом…»