Живой роскошный ад

Старый Том, Малый Том, Старый Том Бэйли
Со своей женой спасти деток не сумели:
Первый от болезни помер, а второй – в речке,
Третьего поймал их дед и посадил в печку.
Первый – тот лежит в могилке, а второй – в постельке,
Третий – тот в котле, где суп и вкусные тефтельки.
Хорошо, когда есть дети и жена-красотка,
Хорошо, когда очаг греет сковородку.
Торопись, малыш, быстрее, время поджимает,
Торопись и лезь наверх, внизу плита пылает.
Бедный, бедный, бедный малый, бедный малый Бэйли,
Бэйли в погребе погиб, за закрытой дверью.
Старый Том, Малый Том, Старый Том Бэйли
Со своей женой спасти деток не сумели.

Голос певца был так молод, а пение – так живо и радостно, что я не сразу уловил содержание слов – какая кровожадная песенка! Следом шла композиция «Прыгай, Джим Кроу», слова которой здесь приводить не буду, хотя, конечно, я сделал пометку об этой песне на конверте. Как только закончим с работой и сможем расшифровать эту песню, сдам её Спиваку вместе с пластинками.

Хайнс играл час или больше, заполнив для нас шесть пластинок. Когда на последней заканчивалось место, я сделал ему знак, и Хайнс резко прервал очередную песню – «Моя лодка в океане». Толпа (которая всё уменьшалась) захлопала, и Хайнс пожелал им спокойной ночи, прогоняя после этого не желающих расходиться. Когда шатёр опустел, его хозяин упёрся ладонями в колени:

– Ух. От такого пения ещё как пить хочется. Марта?

– Да, папа? – отозвалась хрупкая женщина с дульцимером.

– Есть что попить?

– Только ведро речной воды, – ответила она.

– Ох, как пить хочется! – повторил он.

Хватило бы простой просьбы – к чему подобные театральные намёки? Я оглянулся на Кролика в надежде, что тот понял намёк и сейчас принесёт из машины бутылку виски, но мой товарищ спал в складном стуле, вытянув вперёд ноги, скрестив руки и опустив голову. На войне он засыпал, даже когда «гунны» осыпали бомбами наши траншеи, и мирная жизнь его не изменила, тем более что Кролика наконец-то нагнали излишества прошлого вечера.