Живой роскошный ад

Упаковка чистых пластинок, которые я внёс в шатёр вместе с «СаундСкрайбером», закончилась, поэтому, возвращаясь к машине, я прихватил с собой свежие записи, уложил в коробку с крышкой, которую Библиотека выдала мне специально для хранения пластинок, и добавил новые записи к их сёстрам. Затем взял упаковку с чистыми пластинками в бумажных конвертах, две бутылки – одну полную, другую наполовину опустошённую – и полную пачку «Пэлл-Мэлл». Не стану отрицать, что и сам в тот момент готов был пить; я сделал долгий глоток из раскупоренной бутылки и только потом пошёл обратно, чувствуя, как алкоголь прожигает в животе извилистую дорожку. Парень перед шатром куда-то делся, а от костра остались только тлеющие угли. Войдя внутрь, я протянул полупустую бутылку Хайнсу, и тот вмиг её прикончил. Тогда я снял наклейку со свежей бутылки, откупорил её и отдал Хайнсу. Тот сделал долгий глоток, передал сыну; парень скромно и изящно отпил, Хайнс передал своей дочери. Та обтёрла горлышко юбкой, отпила и содрогнулась – её чуть не вырвало.

– Итак, мистер Хайнс, говорят, вы знаете немало песен. Один человек в Западной Вирджинии сказал, вы знаете на пятьдесят две песни больше, чем все.

– Пятьдесят две, и всё? Я знаю куда больше. В Кипердилли нас хорошо учили.

– Кипердилли? – переспросил я. Это странное название было знакомым. – Вы родом оттуда? Это ведь город?

– Вряд ли город – ни электричества, ни телеграфа, ни шоссе. Только дорога посредине, где ездят фургоны с лошадями. Когда-то там были фруктовые сады и дети, а сейчас ничего, – правой рукой Хайнс обнимал гитару, а в левой держал бутылку. Я зажёг сигарету, перевернул её и протянул ему; он опустил гитару, взял сигарету и прищурился, глядя на меня: – Пятьдесят две, и всё?

– Так говорил тот джентльмен.

– Какие джентльмены в Западной Вирджинии? И в этом шатре тоже нету никаких джентльменов. Верно, мистер Паркер из Библиотеки Конгресса?

– Не совсем понимаю, о чём вы. Это просто дань уважения… – Хайнс воздел руку, и я неловко замолчал, догадываясь, что он знал, какие вольности мы позволили себе с его женой. Хоть убей, не знаю, почему я так думал; и едва ли я сумел бы пересказать, что именно мы делали с той женщиной.

– Вы пришли за песней, – произнёс Хайнс. – За «Стакером Ли». Но ищешь ты не эту песню, и я её не знаю, – он отпил из бутылки. – Хотя знаю очередную тень этой песни. Сама баллада о Стакере – тень тени другой песни.

– Какой? Что значит тень тени песни…