В общем-то лекции его можно было пережить. Те злополучные два часа в неделю мы предавались мечтам или глубокому сну с открытыми глазами, чему студенты достаточно быстро обучаются. А в те минуты, когда наш лектор прерывался, я и мой коллега Суханек листали зарубежный журнал, лежавший у нас на коленях, восхищались фотографиями победителей последних автогонок класса "А" и тихо оценивали возможности машин.
Ситуация в корне изменилась и стала во много раз более трудной, когда в июне перед деканатом на доске объявлений вывесили расписание экзаменов. Как утверждали очевидцы, за последние пять лет только один студент сдал экзамен по старославянскому языку. Им был ненормальный студент Мульда, который теперь, как бы в знак награды, работал в качестве вспомогательной научной силы на кафедре у доцента.
К экзамену нужно было проштудировать несколько специальных книг в красивых переплетах из полиэтилена, приблизительно два литографированных курса лекций, а также, кому удавалось подкупить ненормального Мульду и получить у него конспекты, и лекции доцента. Когда дома я открыл все эти книги и поспешно пролистал их, мне стало совершенно ясно, что через эту стену я не перелезу. Из соображений предосторожности я собрал всех членов нашей семьи и разложил перед ними учебники и рекомендательную литературу. Все бросились меня жалеть, а мама заплакала. Рассудительный отец понял, что экзамен может нанести вред моему здоровью, и предусмотрительно подбросил мне двести крон. Бабушка решила, что каждый день, пока я не сдам экзамен, она будет варить для меня насыщенные мясные бульоны. Все это подбодрило меня, и на следующий день я смело сел за книги. Но уже первые страницы произвели на меня отталкивающее впечатление. В них была масса букв и знаков, которые, как я вспоминал, с любовью писал на доске доцент, а также крючков, напоминающих украшения на шапках волшебников — их показывали в телевизионных сказках для детей. Кроме того, там была уйма надоедливых указаний, что аорист в старославянском имеет такое окончание, а имперфект совсем другое, не говоря уже о трехстах обычных исключениях. Временами еще упоминалось об устаревших или вымерших словах, а также о других никому не нужных вещах.
Так как был июнь, что я уже отметил, и пригревало солнце, я собрал книжки и лекции и направился на пруд, чтобы готовиться к экзамену в солидной обстановке. Мое намерение было абсолютно правильным. Среди раздетых людей на клетчатой купальной простыне я увидел Нину, которая якобы работала во вторую смену, поэтому пыталась забрать сейчас как можно больше ультрафиолетовых лучей. И ей это удавалось. У нее был прекрасный загар, и, более того, ее миниатюрные плавки были прямо пропорциональны ее уму. Погода стояла все время хорошая, и мы встречались здесь, собственно говоря, каждый день. Так что обстановка, которую я выбрал для занятий, оказалась вполне приемлемой.
У меня постоянно было такое ощущение, что до пятницы (день, когда я должен был явиться на экзамен) еще уйма времени. Но вдруг от дней, которые я вначале с таким пренебрежением отсчитывал и которые отделяли меня от опасной встречи с доцентом, остались только часы.
Настала пятница. Утром я побрился, опрыснул себя одеколоном, надел чистую рубашку, новый пиджак, в котором не очень-то хорошо себя чувствовал, и направился по знакомой улице через город на факультет. Экзамен нас сдавало четырнадцать человек. К полудню счет был 11:0 в пользу доцента. Двое моих коллег все еще скрывались в туалете. Я оставался в коридоре один, курил, ходил взад и вперед по красно-белым кафельным плиткам. Кстати, пока ходил, сосчитал, что в коридоре 2788 белых плиток и столько же красных.
Вдруг щелкнула ручка и в дверях появилась противная физиономия доцента. В руке он держал список жертв.
— Суханек, — выкрикнул он.
Я показал пальцем на дверь с изображением черного человечка. Он понял, что моего коллегу мучают какие-то физиологические недуги.
— Тогда вы! Как там ваша фамилия?
Сознательно переступая порог левой ногой, я робко произнес свое имя и загасил сигарету. Окурок я осторожно положил в карман нового пиджака. Доцент, по-видимому, нашел меня в списке, потому что он сначала провел меня через какую-то комнату, где я краем глаза заметил сгорбившегося беднягу Мульду, и ввел в просторный кабинет. Потом он подошел ко мне с коробкой от ботинок, в которой лежало приблизительно двадцать конвертов. Я клюнул, как попугай на ярмарке, когда он предсказывает желающему судьбу, и вытащил один конверт.