Живу, пока люблю

— Чем ты занимаешься в своей лаборатории? — спрашивает Вера.

Илька начинает рассказывать о крови человека, как сохраняются в этой крови все болезни от предыдущих поколений и как он пытается изъять эти болезни из крови. «Можно даже от раковых клеток очистить кровь», — говорит он.

«Только от потери нельзя очистить кровь», — думает Евгений.

Как перед смертью, как в кино, проскальзывает перед ним жизнь — после гибели Елены. Он умер вместе с Еленой. Жива лишь физиологическая оболочка, со своими отправлениями и вздорной энергией.

— Мимо ристалищ, капищ… — начинает Вера читать Бродского.

И снова недоумённый взгляд Ильки встречается с его взглядом.

— Давай-ка теперь ты, Жешка, расскажи нам о том, как ты в ЦИТО лежал, — неожиданно говорит Илька. — Я обхохотался, когда ты рассказывал. Про дядю Васю.

Удивлённо смотрят дети на Ильку, а потом оба поворачиваются к нему и смотрят на него. Смотрят жадно, как маленькие ждали сказки.

— Па, а у нас был дядя Вася в гостях? Мы знаем его?

И неожиданно становится просто. Евгений видит невысокого, коротко подстриженного человека с поднятыми вверх скрюченными руками.

— Нет, Вадька, это просто дядя Вася. Он — горняк, всю жизнь в забое провёл. А что делают люди, выходя ежедневно из забоя? Пьют. Вот дядя Вася и был хронический алкоголик, каждый день должен был обязательно выпить. Когда вышел на пенсию, купил под Москвой участок, построил себе домишко и там жил. И вот под тот Новый год он достал чистый спирт и, естественно, напился. Вышел пописать. В трусах. Рассказывал он про это так: «Помню, подошёл к забору, а проснулся уже в ЦИТО».

Он взялся за забор и заснул.

Его привезли, а он весь звенит, так был обморожен. Привезли его со скрюченными руками. Шансов, чтобы человек выжил, — ноль. Без еды, почти без закуски, чистый спирт пил. И, представь себе, спасли. Он отогрелся, и кровь начала функционировать. В обычной ситуации при обморожении кровь свёртывается, и всё. А со спиртом, оказывается, нет.

У него единственная проблема была: он не мог отыскать руки и ноги. Нервы не работали. Проснулся, стал искать руки. Ищет, а рук нет. Руки не работают. Надо их разрабатывать, ждать, когда нервы прорастут.

Жить без водки он не мог никак. Родственники приносили ему. Но водка кончилась, и приходилось у медсестёр выпрашивать спирт. Посылали к ним меня, потому что сёстры меня любили и спирт давали.

Представьте себе, руки его были способны лишь на одну функцию — держать гранёный стакан, они замёрзли прямо в таком скрюченном состоянии.

Картина — такая. Ему в стакан наливают спирт и его руку опускают вниз, а потом отпускают её, и она со стаканом вскидывается и подъезжает точно ко рту.

Он уже стал понемногу ходить, а рук всё ещё не чувствовал. Как-то положил руку на открытую дверь. А кто-то закрыл дверь, и его палец выгнулся в обратную сторону. Он почувствовал боль и со страшным матом понёсся вихрем по коридору, хотя перед этим еле ходил.

Была у нас медсестра Лира, лет тридцати. Злая, резкая, всё только криком и наскоком. Взгляд — страшный какой-то. Она нас вечно отовсюду гнала. Мы её очень не любили. И, естественно, старались досадить ей, как могли.

Вот с ней и связана весёлая история — мы пили «мочу»!

Дядю Васю готовили к операции, чтобы поставить палец на место.

Накануне эта самая наша Лира приносит дяде Васе (он спал у окна) банку — сдавать анализ мочи. И мне за компанию — банку.

Но кто утром помнит про эти банки? Проснулись. Дядя Вася и пошёл в туалет. Вернулся, а тут — Лира.

Она вечно опаздывала и носилась как оглашённая. Ворвалась в палату и увидела, что у нас пустые банки. Налетела на нас со страшным матом.

А дядя Вася матерился ещё почище неё. Он обругал её, как смог, а потом и говорит:

— Ну что ты волнуешься? Трудно, что ли, нам сделать это? Приходи через две минуты.

Мы уже заварили себе чай, целую большую кружку (у нас были кипятильники), с лимоном. Дядя Вася приказывает мне:

— Лей чай в банки, и всё.

Я и налил полные банки.

К этому времени мне уже отсоединили руки от живота, и руки понемногу работали.

— А почему у тебя руки были присоединены к животу? — спросила Варвара. Он беспомощно взглянул на Ильку.

— Это совсем другая история, Варя. Это в другой раз. Пусть он доскажет про дядю Васю, — сказал Илька.

— Да нечего больше рассказывать. Принесли мы Лире банки, а она говорит: «Что-то странный цвету вашей мочи!»

«Почему странный? Нормальный, — говорит дядя Вася. — Хочешь, докажу, что нормальный?» — и пьёт из банки.

Лира побелела, а я едва удерживаюсь, чтобы не расхохотаться ей в лицо.

Ребята хохочут. И Вера хохочет.

— Ещё расскажи о дяде Васе или о ком-нибудь другом!