Живун

Был поздний вечер, когда Куш-IOp подъехал к лесистому островку, хантыйскому зимовью из нескольких юрт. Кое-где меж деревьями бледно светились одинокие оконца то ли со льдинами вместо стекол, то ли с налимьей шкурой. Из труб вылетали искорки. Только в одной юрте, самой большой, старшинской, два застекленных окна светились ярче.

Перед этой юртой стояла чья-то запряженная лошадь, а возле саней то ли дрались, то ли крикливо спорили мужчина и женщина.

Он подъехал к ним под неистовый лай собачьей своры, неизменно встречающей и провожающей в хантыйском селении каждого приезжего.

— Не отдам! Не твоя пушнина! Для продажи! — плакала женщина, вцепившись в мешок.

— Долг отдайте, тогда продавайте! Вы много мне должны! — орал Ма-Муувем, вырывая мешок.

Куш-Юр почти на ходу соскочил с саней и подбежал к спорящим.

— Здравствуйте! Что у вас тут?

Старшина резко обернулся, выпустил мешок. Кляня в душе неожиданного гостя, Ма-Муувем как можно приветливее ответил:

— Ну, ну, драстуй, вуся, начальник…

А женщина изумилась, радостно вскрикнула:

— О, ты?! — повалилась на мешок и заплакала.

— Саша?! — не меньше удивился и обрадовался Куш-Юр. — Вот так встреча! — Он положил руку ей на плечо. — Не плачь. Что у вас тут стряслось?

Глотая слезы, Сандра сбивчиво рассказала:

— Мужики-то наши летом сдуру-спьяну задолжались ему, Ма-Муувему, а я при чем? Мне велено в Мужи отвезти пушнину, а не ему отдавать за винку…

Старшина испуганно замахал руками.

— Правда не говоришь. Винка моя не давал. Соль давал, табак давал. Мука маленько выручал. Сам не ел…

Женщина не выдержала, перебила его возмущенно:

— Врешь! Пять бутылок вылакали. И ты хлестал. Можно спросить, наши не дадут соврать.

— Э-э! — сердито погрозил пальцем старшина. Он нервно топтался на снегу. На нем были мягкие оленьи пимы и длинная малица с широкой, пышной белой оторочкой из собачьего меха на подоле.

На спор выскочили люди из юрт. Выглянули на двор и Тупя, молодая жена Ма-Муувема, и хромоногий племянник Пронька. Но старшина не видел зевак, продолжал горячиться, твердить о невозвращенном долге.

— Вот что, — оборвал его Куш-Юр, — ты не самоуправствуй. Не те времена. Всех обманываешь, сородичей своих зажал… — Он свел ладонь в кулак.

— Моя обманывай никого нет, в руке держать нет!.. — дернулся Ма-Муувем.

— А ясак зачем собирал? Сказано было тебе — не собирать! Почему людей обманул?

— Моя не обманул… Моя ясак не собирал… Они маленько кушали моя рыба, вот и платили… — Увидев вышедших из юрт сородичей, Ма-Муувем зашипел на них: — Мана! Кыш-ш отсюда!

Ханты послушно скрылись в своих юртах.

Куш-Юр мрачно смотрел на Ма-Муувема.

— Вот как ты хозяйничаешь! Смотри! Худо тебе будет, если не перестанешь кабалить людей. Ясак больше не собирай, а что собрал — верни. Через два дня поеду обратно — проверю. И эту женщину не обижай. А будешь самовольничать — арестуем, в тюрьму посадим, — припугнул он Ма-Муувема.

— О-о-о, — простонал тот и попятился, просительно приговаривая: — Тюрьма не надо… тюрьма не надо…

— Не надо, так не делай, как власть не велит. А с долгами разберемся. Буду в Вотся-Горте, поговорю с пармщиками. Приезжай и ты. Ладно?

— Ладно, ладно, — неопределенно ответил Ма-Муувем и ушел в свою юрту.

Сандра быстро оправилась от испуга. Она стояла в стороне, не сводила глаз с Куш-Юра. Удивлялась, какой он строгий, решительный и нисколько не боится этого Ма-Муувема! Ма-Муувем хвост поджал. На нее — росомахой, а перед ним — зайцем.

Когда старшина скрылся в юрте, Куш-Юр обернулся к Сандре. Она одарила его восхищенной и благодарной улыбкой.

— Чуть не ограбил меня. Хорошо, ты угадал вовремя. Спасибо тебе, Роман Иванович… — И потупила глаза.

— Что ты, тебе спасибо, Сашенька, за такую встречу! Как в сказке: ехал, тебя вспоминал, а ты тут как тут — по щучьему ведению, по моему хотению.

— Складно как у тебя все выходит… — засмеялась она, подняла голову, но не решилась глянуть Куш-Юру в лицо, отвела взгляд в сторону. И увидела. Карько и Воронко стоят вплотную, прильнув мордами друг к другу, и ласкаются, прядают ушами, будто ведут разговор после долгой разлуки. — Гляди-ка, узнались и рады-радешеньки! — воскликнула Сандра.

— Вроде целуются… не так, как мы… — пошутил Куш-Юр.

— Ну, встретились, и прощевай! Ехать надо, — спохватилась Сандра и засуетилась, поправляя сено в розвальнях.

— Может, зайдем к кому-нибудь, согреемся чаем, — ним предложил Куш-Юр.

Погреться в юрте и попить чаю Сандра согласилась.

Они поехали от юрты к юрте в нерешительности — будить ли хозяев? Но, к счастью, в самой крайней окошко еще светилось.

Привязав коней к рядом стоявшему кедру и задав им сена, они вошли в жилище. Сандра предусмотрительно прихватила с собой мешок с пушниной.

Хозяйка вскипятила чай. Перекусив и согревшись, гости сразу же поднялись. Хозяева стали было удерживать их. Но, не желая обременять гостеприимных людей, мешать их отдыху — в юрте и без того тесно и душно, — Куш-Юр и Сандра простились и вышли.

Луна стояла высоко. Заснеженный молчаливый лес отбрасывал четкие синие тени. Было тихо, даже собаки примолкли.