Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки

Помню, тогда, 5 марта, нас по случаю траура отпустили раньше домой. Март был холодный, но солнце светило по-весеннему ярко. Я с детства люблю весну. Она излечивает нас от томительных ожиданий тепла и света. Она взывает к жизни. Весеннее солнце светит щедро, делая прекрасными от улыбок лица людей, прогоняя зимнюю хандру. Выбегают и шумят на солнце деревенские ребятишки, выходят из надоевшей за зиму избы старики посудачить на завалинках. И каждая весна вздымает маленькую людскую радость до самых небес.

Скоро наступят весенние каникулы, будет время наблюдать жизнь, природу. Деревья, кусты быстро накроются свежим зеленоватым пушком, мирно повторяя ход вечного времени. Береза первая выбросит лист, после потяжелеет от него и начнет класть земные поклоны. Первыми прилетят грачи и важно начнут расхаживать по черной земле, маскируя свою жизнь. Для всех деревенских жителей есть события и приметы особой важности. Любому селянину надо знать, какой будет весна: ранней или поздней, выйдет ли Тура из берегов, надолго ли затопит луга, какая вырастет трава? Мы, ребятишки, любим первую мягкую траву: она ласкает и щекочет наши ноги.

Вскоре мама вновь ушла «на свою заимку» с гибкой ивовой вицей на плече. Сейчас, уходя на целый день к стаду, она давала мне задания потруднее: выскоблить пол в нашем низу, вымести голиком ограду, постирать белье. И строго-настрого наказывала не ходить на паром, не купаться в реке. Сначала ее уговоры работали, но запретный плод сладок. В один из погожих дней все белье было завязано мною в кузовок из платка. На взвозу, заваленном щепами, опилом, берестой, древесной корой, сеном, я быстро зашла на паром и устроилась не где-нибудь, а в верхней его части перед приплёстком[13]. Рядом со мной мыла половики Анна Ивановна, худая немногословная женщина с натруженными руками. Муж ее работал много лет колхозным бригадиром, его все ласково называли Митюня за доброту и неторопливость. Их в деревне уважали. Было тепло. Вода в реке, подгоняемая ветром, текла быстро. Я загляделась: Тура качала своей волной, дразнила и манила мой взгляд вдаль.

– Ты не одурела ли? Уйди отсюда, пока не пала, вон на нижний приплесток. Ненароком кувыркнешься, чё я тогда стану делать? – заворчала на меня Митюнина Анна. Так звали ее в деревне.

То ли от ее внезапного крика, или на мое всегдашнее голодное состояние подействовала быстро убегающая волна, но голова закружилась, я упала и вместе с приплестком начала погружаться в воду. Хорошо, что Анна Ивановна молниеносно схватила меня за шиворот, как кутенка, и закричала:

– Ладно, что увидела, а то бы живо утянуло под паром, и «ключ ко дну». Не я ли тебя гнала, поперешную? Убирайся в ров, там мелко!

Как не права мама, думала я, что внушает мне ежедневно даже не подходить к реке, но зависть брала меня, когда взрослые парни переплывали через реку, быстро рассекая руками бегущую волну, когда гибкие их тела стремительно погружались в блестящую зеркальную гладь реки или ныряли с высокой перекладины парома, на которой крепился металлический трос. Позднее я поняла, что, наоборот, мне, живя на реке, надо обязательно научиться хорошо плавать и нырять, как взрослые парни. Только делать это надо втихаря, чтоб мама не узнала. Не стану ее волновать.

Желанная цель была достигнута. Так и не увидела ни разу она, как ловко я ныряла вниз головой, как переплывала Туру в самом широком месте, не выходя на другой берег. Постепенно река входила в мою жизнь. Природа, несомненно, влияет на внутренний мир человека. Как сейчас мне видится, люди, которые выросли и живут на реке, более романтичны и изобретательны, склонны к философским раздумьям и поэтически настроены. Они неторопливы и основательны, осторожны и ловки.

Наступили летние каникулы. Все полегче. Летом всегда можно отыскать хоть какое-то пропитание. Подружка Алька узнала, что на заброшенном пустыре растет конопля, из нее поленом можно выколотить вкусные семечки; она позвала меня с собой. Мы быстро рвали и делили длинные стебли поровну. Деревянная дощатая стайка[14] для коровы, на которую я забралась с поленом и коноплей, стояла посреди ограды. Есть нестерпимо хотелось. Колотила со всей силы и уже добыла горсточку маленьких сереньких семечек, но при очередном ударе полетела вместе с поленом, доской и коноплей в стайку. От дождей, снега и непогоды доски ее давно прогнили. Подружки сбежались и нашли меня в самом центре утренней, болотного цвета коровьей лепешки. Возможно, она и спасла меня от травмы. «Парашютистку» подняли и повели к колодцу обихаживать. Подружки хохотали надо мной:

– Ловко ты угодила. Тепло и мягко, как на перине сидела.

Коноплю, по случаю голода, выдрали мы всю с корнем.

Больше она у нас не росла.

В летний день ничего не заменит деревенскую улицу, луг, реку. Здесь игры, веселье, смех. В игре и про голод забываешь. На большой поляне мы всегда играли в лапту. Как-то раз я проспала, а стало быть, не успела сказать заветные слова:

Матки, матки, чей допрос?
Капитан или матрос?