Живые чернила (СИ)

— Ты… — Оливер смотрел на него и не знал, что сказать. Один из лучших друзей детства и любимая женщина его предали, хотя именно этим людям он доверял. Они водили его за нос, врали ему. Он знал, что его ревность имеет обоснования, он чувствовал это. И вот оно, обоснование. Ни с бывшим парнем, ни с каким-нибудь другим человеком. С другом. Она изменяла ему с его другом. И он тоже хорош, знал ведь, как сильно Оливер ее любил. А теперь стоит, такой жалкий, прижался к кухонной тумбе и в страхе смотрит на него. Пытается сказать что-то, но пока что только открывает и закрывает свой поганый рот, ни слова не произнес. Герой-любовник. Противно смотреть. Он снова перевел взгляд на Мию.

— Давай ты выслушаешь?.. — начала она, взяв себя в руки.

— Заткнись, — оборвал он ее. Это прозвучало грубо, женщина подалась назад, обхватив себя за плечи.

— Я не спала с ним, — тем не менее, она продолжила говорить.

— Матери моей расскажешь. Она все еще верит, что ты святая, — процедил мужчина. Он опустил глаза в пол, стараясь совладать с собственным гневом. Надо успокоиться. Не ради них, не ради себя. Ради Кевина. Нужно остановить себя. Обломанные карандаши впились в ладонь, но он сильнее сжимал дрожащие руки. Сделав пару глубоких вдохов, произнес. — Кемерон, как ты думаешь, почему я еще не набил твою поганую морду?

— Я не спала с твоим другом! — нервно воскликнула Миа.

— Не бойся, не буду я твоего любовника бить, — фыркнул Оливер. Миа раздраженно вздохнула. — Я все еще не убил тебя, Кем, только по одной причине — наверху спит мой сын. Во-первых, от шума он может проснуться. Во-вторых, мне нужны деньги, чтобы обеспечить его всем необходимым. На мне висит четыре заказа. И если я сейчас сломаю руку, избивая тебя — я лишусь и заказов, и денег. Считай, что мой сын тебя спас. Если он мой, конечно, — проговорил он. Поднял глаза на Мию. Она растерянно смотрела на него, сжавшись. — Ты… — он понял, что это конец. Он устал. Он больше не в состоянии терпеть что-либо, связанное с этой лживой, истеричной сукой. Хватит. — Ты хотела развод? Окей. Будет тебе развод. Сразу же после суда я съезжаю отсюда. Довольна? — он смотрел с отвращением, злорадно улыбнулся. Миа отвела взгляд.

— Я тебе не изменяла. Между мной и Кемероном ничего не было, — по слогам произнесла женщина.

— Ну-ну, — больше ничего не говоря, Оливер вышел из кухни, забыв, зачем он сюда пришел.

Тяжело ступая по лестнице, он на автомате поднялся на второй этаж и заперся в своей мастерской. Оглядел ее — ничего не изменилось за эти несколько минут. Ничего, а находиться здесь теперь было мерзко. Раньше Миа частенько засиживалась, наблюдая за работой мужа, и засыпала на диване. Бывало, что они засыпали на нем вместе почти сразу после того, как Оливер успевал понять, что у него на спине появилась пара новых ссадин. А стол? С ним тоже было связано много воспоминаний. Теперь же богатая фантазия рисовала ему совсем другие картинки. Мужчина снова начал закипать, пытаясь отогнать их. С новой силой он сжал кулаки, вновь слыша хруст — он доломал последний карандаш в руке, а один из обломков до крови впился в руку, но Оливер не обращал внимания, рассматривал комнату. Картины у стены. Среди них было около десяти портретов, ее портретов. Всяких разных, он писал ее, как ему подсказывало его воображение, согласно задумкам, что приходили в его голову. На каждом портрете она была разной, но во всех них было одно — какой бы откровенной или томной она ни была на них, она всегда оставалась чистой. Он чувствовал ее такой, поэтому и запечатлел именно так. Теперь же что? Неизвестно, когда это все началось, и с каких пор его чутье подвело его. Несколько новых картинок с участием жены и друга промелькнули в голове. Это стало последней каплей, он перестал себя контролировать. Оливер стал крушить все, что попадалось ему под руку. Он разнес стол, швырнул его в стену, сломав ножку. С шумом разлетелись все принадлежности, что были на нем, покатились по полу в разные стороны. Следом полетел мольберт с холстом на нем, яростный грохот в комнате усилился. Громкий хруст стекла — сначала Оливер грубо согнул, а затем с силой разбил о пол софит. Стул превратился в отдельные щепки, которые уже было не разобрать в общей груде хлама. Оливер остановился только когда услышал детский плач — Кевин проснулся из-за шума. Слушая топот и хныканье ребенка, он смотрел на картины у стены, с которых на него смотрела разная и еще недавно чистая Миа. Рука саднила от раны, а душа постепенно пустела от всего, что ему пришлось пережить за последние недели. Конец. С этого момента для Оливера семья Банчей перестала существовать.

========== Мудрости озера Мичиган ==========