Живые чернила (СИ)

Оливер продолжил работать, периодически вслушиваясь, не проснулся ли ребенок. Обычно он сразу сообщает о своем пробуждении, поэтому бегать туда-сюда каждые пять минут не было смысла. К счастью, ребенок продолжал спать, Оливер спокойно работал, не отставая от намеченного им графика.

Он почти закончил с заказом, доделывал последние штрихи, радуясь, что так быстро все сделал, когда из спальни послышались хорошо знакомые звуки — Кевин проснулся и оповещает всех об этом. Не раздумывая, Оливер оставил работу и пошел к ребенку, достал его из кроватки и вместе с ним пошел обратно. В мастерской он усадил сонного сына на пол, разложил рядом с ним пару листов бумаги, мелки, карандаши, пару безделушек, с которыми Кевин всегда играл, когда находился здесь. На пару минут это отвлечет ребенка, а Оливеру как раз и нужны эти пара минут — он быстро закончит, и тогда можно будет заняться сыном. Пока он возился с картиной, Кевин, все еще сонный, взял в руки мелок, попробовал его на вкус, понял, что тот вообще невкусный и отбросил его в сторону. Карандаш не хотел гнуться в руках, зато листики быстро поддались его манипуляциям и порвались. Все это быстро надоело ребенку, он огляделся в поисках чего-то поинтереснее. Недалеко от него что-то висело. Какие-то тряпки, мальчик не понимал, что это было. Но явно что-то интересное, если он этого не видел еще. Бросил разорванную бумажку, ребенок с кряхтением пополз к неизвестным тряпкам. Поудобнее ухватившись за одну из них, он потянул, та сразу же поддалась ему и упала. Малыш замер от испуга, настолько резко упала ткань. А затем он что-то пролепетал, потянувшись ручками к тому, что скрывалось под тряпкой, а после захныкал. Именно на хныканье отреагировал Оливер, до этого увлеченный последней линией. Он только что закончил. Бросив быстрый взгляд на всю картину целиком, убедился, что все в порядке, и сразу же перевел взгляд на малыша. Тот продолжал тянуть крошечные ручки к картине, на которой была изображена мама. Он сразу же узнал ее, ведь он видел маму каждый день. Только сейчас она почему-то не брала его на руки, хотя он так просился. От этого Кевин и хныкал, полный обиды. Оливер поспешил к ребенку, подхватил его на руки и стал успокаивать. Тот еще несколько секунд тянулся к нарисованной маме, а затем уткнулся лицом в плечо отцу, не переставая всхлипывать. Оливер был слегка сбит с толку от такого поведения — раньше такого не случалось, Кевин никогда не плакал из-за мамы, пока находился с ним. Он гладил ребенка по спине и шепотом напевал ему песенку, стараясь успокоить, а сам медленно ходил по комнате и думал о происходящем. Его сын так привязан к матери? Хотя да, логично, она же на то и мать. Она ведь проводит с ним почти все свое время. Точно, она проводит с ним все свое время. Оливер-то считал, что это он всегда сидит с ребенком, но сейчас он понял, что если сложить всё время, что он сидит с сыном, то это от силы два дня в неделю. Каждый день по чуть-чуть. А в остальное время ребенок находится с мамой. Тогда ясно, откуда взялись эти капризы. Наверно, Миа — хорошая мать. Да, хорошая, ведь сын так ее любит. Он продолжал похныкивать, но уже тише и не так часто, постепенно успокаивался, прижавшись к папе, крепко схватив его за воротник. Иногда вздыхал с тоской, прижимаясь сильнее, слушая, как Оливер негромко напевает.

— Ну вот, молодец. И чего ты? Скоро мама придет, не переживай, — проговорил он, посмотрев на сына. Тот посмотрел в ответ. Оливер подмигнул ему и улыбнулся, малыш расплылся в улыбке, моргнул, когда отец щелкнул его по носу. — Другое дело. А на что ты смотрел?