Живые чернила (СИ)

Вместе с сыном он снова подошел к картине, единственной, которая не была скрыта под тканью. Да, на ней была Миа, еще совсем юная. Она сидела на траве в парке на коленях и разглядывала большой лавандовый букет в своих руках. Глаза были полны восторга, на губах застыла смущенная улыбка. Это был ее семнадцатый день рождения, первый день, когда она, наконец, улыбнулась после расставания с Ньютом. Оливер хорошо помнил этот день. Он был у девушки дома с самого утра, уговаривал ее хотя бы погулять с ним, если она не хочет праздновать. Ему нужно было вытащить ее из дома, чтобы она хоть немного развеялась и перестала думать об этом придурке. Миа долго упрямилась и не хотела никуда идти, но после десятого аргумента парня сдалась и согласилась. Она хотела одеться, как обычно одевалась, в штаны или шорты, в небрежную, широкую футболку или майку, но он не дал ей этого сделать, потребовал, чтобы та надела платье. На этот раз девушка уже не сопротивлялась, сделала так, как просил ее Оливер. Какая разница, в какой одежде страдать от несчастной любви, можно делать это и в платье. Оливер повел ее в парк, где было много зелени, полно узких дорожек и раскидистых деревьев, отбрасывающих тень на землю. Парень говорил без остановки порой рассказывая какие-то глупости. Обычно этим занималась девушка, но он знал, что в таком подавленном состоянии она вряд ли будет это делать, а отвлечь ее просто необходимо. Они гуляли по дорожкам, стараясь встречать на своем пути как можно меньше людей, негромко разговаривали, наслаждались теплым летним днем, но как бы Оливер ни старался, Миа все равно была расстроенной. Говорила всякие глупости о том, что она вряд ли сможет кому-то понравиться, что даже платье ей не поможет. Аргументы парня не помогали, девушка стояла на своем. Она ведь даже села под деревом не как девушка, аккуратно поджав ноги и расправив платье, а как какая-то беспризорница. Это некрасиво, вряд ли кому понравится. Устав бороться с девушкой, Оливер встал и ушел, сказав ей дождаться его. Он вернулся назад спустя двадцать минут, неся в руках тот самый лавандовый букет. Действия намного лучше слов могут показать ей, насколько она неправа. Миа оторопела, когда увидела цветы, и была еще больше поражена, когда Оливер сказал, что это для нее. Такой букет, и для нее одной? Немыслимо, невозможно. Девушка не знала, что сказать. Она просто смотрела на цветы в своих руках, сев как истинная леди, и восхищенно улыбалась. Теперь она поверила всему, что говорил ей парень. Она слегка хихикала, продолжая разглядывать букет, вдыхая его запах, а Оливер наблюдал за ней, наслаждаясь девичьей улыбкой. Его наваждение уже давно было с ним, он понял, что от него ему не скрыться, а потому он просто любовался этой чудесной девочкой, зная, как он проведет весь вечер. Он будет писать, он напишет, что увидел сейчас. Сохранит эту юность, искренность и нежность на холсте. И сейчас, стоя перед картиной с ребёнком на руках, Оливер вспомнил этот день.

Миа всегда была честной с ним, она никогда ничего не скрывала. Как так получилось, что у нее есть тайны? Еще и такие, как те, что он узнал. Может быть так, что это и его вина? Звучит, конечно, бредово, но, а вдруг? Она ведь абсолютно всё ему рассказывала. Кевин закопошился на его руках. Окончательно проснулся, требовал внимания. Оливер посмотрел на ребенка. Это их общий сын, она не отказалась от него, хотя могла это сделать. Даже оставшись, по сути, одна, она не отказалась от ребенка. Она так его защищает и любит. Она постоянно с ним, а если остается без него — с ума сходит, словно его забрали навсегда. Она не могла врать. Тем не менее, она это делала. Наверно, на это были причины.

— Я вернулась! — громко сказала Миа, хлопнув входной дверью. Кашлянула. — Вы где? — она прошла по коридору, ища мужа и сына. Те заканчивали обедать. Точнее, Оливер закончил кормить ребенка. Тот был весь перепачкан в каше и очень радовался этому. Малыш хохотал и стучал ложкой по столу. — Я смотрю, вам тут весело, — хмыкнула женщина, подходя ближе. Увидев ее, ребенок тут же бросил ложку и потянулся к маме. — Что такое? Как дела, мелочь? — она взяла сына на руки, вытерла ему лицо и чмокнула в щеку. — Хорошо вел себя? — она пощекотала ребенка и посмотрела на Оливера. — Он не мешал тебе? — тот закачал головой. — Это хорошо, я переживала, — снова чмокнула сына и прижала к себе сильнее. Тот обхватил ее ручками за шею.

— Он по тебе скучал, — протянул Оливер, наблюдая эту картину. И так довольная женщина расплылась в улыбке.

— Правда? — кивок в ответ. — А до этого не скучал, что ли? — она хохотнула и посмотрела на сына. — Мелочь, а ну-ка признавайся, ты по мне скучал? — она вновь его защекотала. Ребенок засмеялся и попробовал защититься, но у него это не вышло. — Чумазый какой. Идем мыться, карапуз, — она направилась к выходу, но Оливер ее остановил.

— Миа? — женщина обернулась на зов. Кивнула. — Что врач сказал?

— А, все нормально. Жить буду, — хмыкнула она.

— А твоя… Ну, ты лечилась…