Живые души, или похождения Лебедько

Жест, однако же, был неожиданен до крайности, ибо являл собой копию нацистского приветствия. Исполнив торжественно сей «хайльгитлер», Закаулов поднялся с табуретки, подошел вплотную к опешившему несколько Лебедько и на манер заговорщика прошептал тому в самое ухо: «Почтеннейший Владислав эээ...», - «Евгеньевич», - также шепотом и также в ухо отозвался наш герой. «Ну, да, Евгеньевич, конечно, - продолжал нашептывать старик, - видите ли, голубчик, экая комиссия, собственно говоря, - он помедлил, стреляя взором в гостя так, будто приготовлялся  сообщить тому страшную тайну, - у меня папиросы кончились, да и, как бы вам сказать, деньжат тоже ни копейки...», - он осекся, но Лебедько, даже обрадованный этим сообщением, - а о причине этой радости нам с вами догадаться будет несложно позднее, - подхватил: «Зачем же вы раньше не сказали об этом? Еще давеча, по телефону - я бы вам, пожалуй, сразу несколько пачек принес бы. Ну, да ладно, схожу сейчас в ближайший магазин. Вы какие папиросы курить изволите?». Видя, что гость услужлив, и предчувствуя для себя в этом некоторую выгоду, старик небрежно процедил: «Да, папиросы-то — это баловства ради, а так вообще я «Davidoff Gold» курю. Впрочем... можно, конечно, и папирос, ежели вы сами в затруднительном положении, только по возможности хотя бы две-три пачки, чтобы мне до завтра как-то дотянуть», - «Не извольте беспокоиться, я мигом обернусь!», - и Лебедько опрометью бросился в сторону ближайшего гастронома.

Воротился он в закауловскую конуру минут через двадцать и, сияя, торжественно протянул хозяину четыре блока «Davidoff»-а. «О!, - воскликнул воспрявший духом курильщик, - всегда знал, что истинно русский человек щедр и бескорыстен. Чувствительно вам благодарен!», - дрожащими руками он бросился распаковывать сигареты, и, закуривши, заметно повеселел, - «Ну-с, на чем мы с вами завершили?», - «На Неудаче», - «Да-да, как же! Но для того, чтобы уразуметь сие понятие во всей его многогранности, ибо на бытовом уровне мы привыкли считать неудачу всенепременнейшим злом, нам придется обрисовать некую карту нашей с вами душевной организации. Впрочем, я надеюсь, что она вам, конечно же, знакома. Я лишь вкратце напомню ее, придав ей определенную перчинку».

Комнатка вновь заполнялась сигаретным дымом, и Лебедько, не переносивший оного, в который раз уже за нынешний день причислил себя к отряду мучеников за идею. Закаулов же, как бы нарочно, норовя доставить дополнительные страдания нашему герою, не сидел уже в уголку на табурете, а расхаживал вкруг всего помещеньица, обволакивая его густыми клубами, и философствовал: «Итак, что мы имеем? А имеем мы три, так сказать, взаимопроникающих регистра, которые, собственно, и составляют нашу психику. Первый регистр - Реальное – самая что ни на есть сокровенная ее часть, всегда и всенепременно  ускользающая как от образного представления, так и от словесного описания. Реальное, голубчик вы мой, непостижимо настолько, что является как бы «вещью в себе», потому как любые попытки представить или назвать содержание Реального ведут лишь к тому, что мы оказываемся в области Воображаемого, либо Символического. Тем не менее, именно в Реальном располагается ключевая ипостась существования человека, а именно – Желание, про которое мы так много с вами уже говорили. Само Желание, как я уже акцентировал, составляет основную драму и накал душевной жизни и обязательно связано с неким конфликтом. Ну, а конфликт этот, в свою очередь, базируется на чувстве вины, вызывающей всевозможные препятствия реализации Желания. Если говорить самыми общими словами, то Желание - это всегда желание жизни и наслаждения. Или же смерти - …, но это вопрос, требующий специального рассмотрения. На осуществление Желания виною наложен запрет. Таким образом, мы можем утверждать, что субъект всеми силами норовит ускользнуть от сколько-нибудь продолжительного наслаждения и выстраивает свою жизнь с помощью множества хитроумных, так называемых, механизмов защиты, маскирующих подлинное Желание и заменяющих его. Вот вам, милостивый сударь, квинтэссенция этого многотрудного вопроса, и ежели вы не вникли в ее суть, то уж извините — не поняли ни черта, а далее уже и подавно не поймете!», - хозяин каморки остановился и ткнул указательным перстом в самый живот Лебедька.