Подобными печальными размышлениями наполнена была душа Владислава Евгеньевича почти во весь путь, на протяжении коего насчитал он, дабы как-нибудь занять время, около пятидесяти таких вот заброшенных сёл и деревень, где ещё лет пятнадцать-двадцать назад вовсю кипела жизнь, и казалось, не будет ей ни конца, ни края. Лишь в короткий ночной час до рассвета был очарован наш путник магией всевозможности, когда невольно мниться, будто бы жизнь волшебна, и отодвинулись за горизонт сознания те беды и проблемы, что с новой силой выступят при дневном свете. А тут ещё, приближаясь к Богородицку, дорога стала столь несносна, а колдобины на ней столь глубоки, что пришлось «троечке» проделать последние пять километров за целых полтора часа. Много было посулено за это время бойких русских слов, вырывающихся из-под самого сердца, и нелёгких пожеланий местной администрации. Да и вообще, ежели честно признаться, в это утро, наблюдая брошенные и разрушенные деревни, да изредка попадающихся вдоль дороги пьяных, с самого утра, мужичков, да сиротливых старух, вылезших из покосившихся избёнок, дабы подставить свои неизлечимые уже болячки восходящему солнышку, как единственному оставшемуся утешителю, многое было сказано нашим героем в сердцах эпитетов в адрес всяческой власти. Так что, ежели автор и решился бы вдруг явить читателю обрывки монологов Владислава Евгеньевича, то пришлось бы, пожалуй, ставить одни только многоточия.
Однако же, тут уместно, наконец, спросить, какого лешего забрался наш путешественник в эдакую-то глубинку? Ответить на сей вопрос не трудно, ибо прошлым днём имел Лебедько краткий разговор по мобильной связи с Яковом Аркадьевичем Дознером, к коему он без промедления, как говориться, и направил свои стопы. Здесь следует, по сложившейся уже традиции, распространиться несколько о личности этого колоритного человека.
Отличительной чертой Якова Аркадьевича Дознера была его кипучая общественная деятельность, посвящённая борьбе за справедливость во всевозможных её формах. Будучи ещё студентом, в начале шестидесятых годов двадцатого века Яков Аркадьевич вступил в непримиримый конфликт с советским режимом. Жил он тогда в Москве и, будучи юношей передовых взглядов, занимался скупкой мелких безделушек у иностранных граждан. Деятельность сия в те годы именовалась фарцовкой. Будучи пойман, что называется, за руку, сотрудниками доблестной милиции, Дознер даже получил небольшой срок исправительных работ по месту жительства. Всё его существо противилось образовавшейся несправедливости — он, человек получивший диплом по историческим наукам в главном университете страны, вынужден был ежедневно являться на овощную базу и таскать на своей, не очень-то крепкой спине, мешки с гниющими овощами. Когда срок окончился, Яков Аркадьевич устремил все силы свои на выправление документов, необходимых, чтобы эмигрировать во Францию, где у Дознера имелись родственники.
Прибывши в Париж в начале 1968 года, Яков Аркадьевич с головою окунулся в свободолюбивое движение французской молодёжи, достигшее апогея, как мы знаем, в мае того же года. Сие событие вошло в историю под звонким названием «Парижская весна или студенческая революция во Франции». Бунтарь Дознер понял, что ему решительно повезло оказаться участником столь грандиозных событий, а посему с огромным рвением он, переменивши свои убеждения в сторону радикального марксизма, принялся посещать лекции великой плеяды французских философов, социологов и психоаналитиков: Жака Лакана, Мишеля Фуко, Жана Лиотара, Жиля Делёза, Жана Бодрийяра и многих других.
В середине семидесятых, с двумя приятелями, отправился в местечко Фонтебло, где встретил учеников Георгия Ивановича Гурджиева. Дух великого мистика, нашедшего упокоение во Франции, обворожил Дознера до такой степени, что на двенадцать лет он плотно погрузился в эзотерическую школу Жанны фон Зальцман. Получение Дознером звания Мастера традиции «четвертого Пути» от фон Зальцман, совпало с перестроечными движениями в России. Вдохновлённый открывающимися перспективами своей миссии и переменами на родине, Яков Аркадьевич в 1987 году возвращается в Россию, где читает множество лекцией и создаёт гурджиевское общество.
Однако в октябре 1993 года Дознер вновь на баррикадах у Белого дома. Затем в его биографии можно найти восемь лет пребывания депутатом государственной думы. В начале нового века Яков Аркадьевич претерпевает глубокое разочарование в политическом режиме, начавшем формироваться в России и подумывает о новом этапе эмиграции. Увы, на тот момент все его родственники в Франции уже успели скончаться, а гурджиевское движение там становилось всё менее популярным: Дознер решает остаться-таки в России и вести тихую и неприметную жизнь пенсионера на своей даче в тульской области, близ Богородицка. Ограничив число своих учеников всего до нескольких человек, наиболее близких ему по духу, он по сей день занимается написанием мемуаров, которые, однако же, ни одно издательство не берётся опубликовать.